– Вы меня очень ободрили.

– Действуйте, как я сказал, и все у вас будет в порядке, – заверил меня Парис.

– Хотелось бы в это верить, – без особого энтузиазма отозвался я.

По-видимому, Парис посчитал ненужным отвечать на мою последнюю реплику – вместо ответа в трубке послышались частые гудки.

Прежде чем нажать кнопку отбоя, я посмотрел на часы, чтобы засечь отведенные нам с Витькой пять минут. Часы стояли. Хотя я и не помнил, где мог их стукнуть.

– Ну, что там? – шепотом спросил Витька.

– Парис пообещал вытащить нас отсюда. – Я надавил пальцем на кнопку, и мембрана микрофона исчезла в корпусе трубки. Я сунул телефон в карман. – У нас пять минут на то, чтобы выбраться из подземного перехода на поверхность.

– Значит, я был прав, – задумчиво произнес Федор. – Вы не местные.

При этом он смотрел не на нас с Витькой, а в направлении разбитых дверей входа в метро, за которыми мелькали огни и не прекращалось кажущееся беспорядочным движение теней. Доносились оттуда и негромкие голоса, отдававшие какие-то короткие команды.

– Я никуда не пойду, – сказал Витька.

Мне показалось, что я ослышался.

– Что? – удивленно посмотрел я на своего приятеля.

– Я никуда не пойду, – повторил Витька.

– В каком смысле? – не понял я.

– Я остаюсь здесь.

– Что?

Разговор замкнулся в круг – мы вернулись к тому, с чего начали.

– Послушай, Витька, кончай валять дурака. Сейчас не время. Чтобы Парис смог нам помочь, мы должны подняться наверх.

Мне уже было абсолютно безразлично, что подумает о нас Федор. Через несколько минут мы будем в другой реальности, а этот безумный мир снова станет одной из нитей, которая так и останется не вплетенной в гобелен вечности.

– Анатоль, – с тоской в глазах посмотрел на меня Витька. – Неужели ты не понимаешь? Это мой мир.

– Что ты несешь! – возмущенно всплеснул я руками. – Это чужой мир! В нашем мире не идет гражданская война! И в центре Лубянки не стоит Железный Феликс!

– Пока не стоит, – поправил меня Витька. – Я, например, не могу поручиться за то, что он не появится там через пару месяцев.

– Вы из параллельного мира? – по-прежнему не глядя в нашу сторону, спросил Федор.

– Из одного из возможных вариантов реальности, – уточнил Витька. – Сколько их на самом деле, неизвестно даже самому господу богу.

– Витька, у нас мало времени!

– Анатоль, я только сейчас понял, почему я сочинял все эти дурацкие истории о таинственных преследователях, не дающих мне проходу. Потому что именно этого мне и не хватало всю жизнь!

– Чего тебе не хватало?

– Ощущения опасности. И понимания того, что я делаю нужное и важное дело.

– Война – это дерьмо, – заметил Федор.

– Я с ним совершенно согласен, – коротко кивнул я.

– Но кто-то же должен остановить прорыв вэвэшников из Президентского дворца.

– Да ради бога! Пусть останавливают те, кому это нужно! Мы не имеем к этому никакого отношения!

– Кроме нас и Федора, здесь больше никого нет. Если вэвэшники пойдут на прорыв, один Федор не сможет продержаться до подхода отряда Мовчана.

– Это не наше дело, Витька!

– Верно, – кивнул Федор. – Уходите, пока не поздно.

– Слышал? – посмотрел я на Витьку.

– Я остаюсь, – вновь, все так же уверенно, повторил Витька.

– Зачем тебе это? – устало произнес я.

Отведенное Парисом время катастрофически истекало, и я уже понимал, что мне не удастся уговорить Витьку идти вместе со мной.

– Что ждет меня в мире, куда ты предлагаешь мне вернуться? – пожал плечами Витька. – Пустая суета в бесконечных поисках денег, необходимых на жизнь. Да еще жаждущий моей крови Одиссей. Хотя, признаться, я до сих пор не могу понять, где я перебежал ему дорогу.

– А что ожидает тебя здесь? Пуля вэвэшника?

– Здесь мы делаем историю, Анатоль. – В словах Витьки не было даже намека на пафос: он говорил именно то, что думал.

– Это не наша история, Витька.

– Но она могла бы быть нашей.

– Одиссей может отыскать тебя и здесь.

– Здесь ему будет не так-то просто со мной справиться, – усмехнулся Витька, проведя кончиками пальцев по стволу автомата.

Я в отчаянии цокнул языком и покачал головой.

– Уходи, Анатоль, – на удивление легко произнес Витька. – Так будет лучше для нас обоих.

Часы у меня на руке не работали, но я нутром чувствовал, что истекают последние секунды из тех пяти минут, которые отвел нам Парис.