Шрифт:
– Когда прикажете подавать вторые блюда?
– Мы ждем нашего друга, – ответил я. – Давайте перейдем ко вторым блюдам, когда он появится.
– Как пожелаете, товарищи, – с готовностью согласился официант.
– Спасибо, товарищ, – открыто и честно улыбнулся в ответ ему Витька.
Взявшись за ручку сервировочного столика, официант повернулся спиной, собираясь оставить нас наедине.
– А как там насчет Чечни? – как бы между прочим спросил я.
– Простите? – обернулся с извиняющей улыбкой официант.
– Что нового слышно о Чечне? – несколько иначе повторил я свой вопрос.
– Чечня? – Левая бровь недоумевающе приподнялась. – Простите, я не понимаю, о чем идет речь.
– Чечня, республика на Северном Кавказе.
Официант озадаченно сдвинул брови.
– Возможно, что и есть такая. Но, насколько мне известно, мы не получаем оттуда никаких продуктов.
– Вы не слышали о боевых действиях в Чечне? – осторожно спросил я.
– Боевые действия?.. – Глаза официанта сделались круглыми, как блюдца, не то от недоумения, не то от испуга.
– Извините моего друга, – улыбнулся официанту Витька. – Он долгое время пробыл в командировке за рубежом. Вернулся буквально на днях…
– Вы были за границей? – Официант посмотрел на меня так, словно Витька сказал, что я побывал в космосе.
– Да, – небрежно кивнул я.
– О! – только и смог произнести официант.
– Сами понимаете, – продолжал развивать свою мысль Витька, – зарубежные средства массовой информации дают сильно искаженную информацию о нашей стране.
– Да, конечно, – с готовностью кивнул официант.
– Так что извините нас, – сказал Витька, после чего весьма выразительно глянул на меня.
Я быстро сообразил, что он хотел мне сказать, и протянул официанту червонец с портретом вождя так и несостоявшейся мировой революции. Хотя, возможно, в какой-то иной реальности… Но нет, о подобном не хотелось даже думать.
– Это вам, за превосходное обслуживание.
Официант с благодарностью принял чаевые, размер которых по меркам этого мира, судя по всему, был запредельным, и удалился, толкая перед собой сервировочный столик.
– Ну, что ты скажешь теперь? – спросил Витька.
– А что именно ты хочешь услышать?
Я добавил в суп сметаны и попробовал его. Яство оказалось отменным. Пока Витька обдумывал мой встречный вопрос, я уговорил половину своей порции.
– Ну как же, – с недоумевающим видом развел руками Витька. – Ни войны в Чечне, ни экономического кризиса, ни грязи на улицах – чем плох этот мир?
– А почему официант испугался, когда я спросил его о боевых действиях?
– Странно было бы, если бы он не испугался! В стране, где все тихо и мирно, какой-то чудак, явившийся в ресторан в джинсах, майке и кроссовках, вдруг заводит разговор о боевых действиях, которые якобы идут на территории этой страны.
– А что, если он испугался потому, что об этом нельзя говорить?
– Это только твои домыслы! – отмахнулся от моего вопроса Витька.
Он явно не был заинтересован в том, чтобы продолжать дискуссию на данную тему, а потому взял в руку ложку и сосредоточил все свое внимание на грибном супе, который, право же, стоил того.
Как ни странно это прозвучит, я прекрасно понимал, почему Витька занял столь непреклонную позицию. На долю каждого из нас, родившегося и живущего в России, выпало немало такого, после чего язык не поворачивается объясняться в любви к своему отечеству. И все же подсознательно все мы надеемся – не верим, но все же надеемся, – что когда-нибудь страна эта изменится настолько, что в ней можно будет жить ничего не боясь, не думая с содроганием о завтрашнем дне, не пытаясь угадать, что в действительности кроется за туманными заявлениями политиков – откровенная глупость или коварный умысел, не меняя рубль на доллар, курс которого надежнее любого банковского сейфа. Мы хотим жить в этой стране, но жить так, чтобы нам не было за нее стыдно. В конце концов, мы просто хотим жить, а не бороться за выживание изо дня в день с упорством гладиаторов. И сейчас Витьке казалось, что он наконец-то нашел то, что искал: Россию, в которой живут счастливые, довольные жизнью люди, у которых власть не стремится забрать последнее, действуя теми же методами, что и оккупационные войска на захваченной территории противника. Именно поэтому Витька видел вокруг только то, что хотел увидеть, и старательно не замечал тех незначительных на первый взгляд несуразностей, которые заставляли задуматься о том, что в этом мире не все так хорошо, как кажется. В свое время мой школьный преподаватель ботаники, заглянув ко мне в тетрадь, в которой я цветными карандашами изобразил различные типы растений, выдал сентенцию: «Слишком хорошо – это тоже нехорошо».
Но вот чего я никак не мог понять, так это почему я сам с маниакальным упорством пытался усмотреть за внешней красотой этого нового для нас варианта реальности что-то, чего не должен был видеть ничей глаз? Почему я и Витьку старался заставить смотреть на то, от чего он упорно отворачивался? В конце концов, какое нам обоим было дело до того, что происходило вокруг, если данный вариант реальности был для нас всего лишь одним из многих и мы покинем его, когда на то будет воля тех, кто играл нами, как марионетками? Неужели и в самом деле на меня так сильно повлияло общение с мертвыми?..
Неожиданно я понял причину своей тревоги. И навела меня на это именно мысль о театре марионеток. Что делал владелец небольшого кукольного райка для того, чтобы перенести действие представления в совершенно иное место, а заодно заставить как зрителей, так и участников спектакля почувствовать перемену настроения всего действа? Он просто менял задник декорации. Именно это проделал с нами и Парис. Он хотел, чтобы перед встречей с ним мы расслабились и утратили осторожность. Или же это вновь были только мои домыслы?..