Взгляд лореанца снова погас. Уткнувшись лобовым щитком Чейту в плечо, он глухо и жалобно защелкал.

— Ну-ну, — Чейт ободряюще похлопал лореанца по спине. — И это надо пережить.

Лореанец согласно затряс усами.

— Как, кстати, тебя зовут?

— Картри, — подняв голову, произнес лореанец.

— А меня — Чейт А. Восемь месяцев за контрабанду чая. Ты, я слышал, тоже на чае погорел. Слушай, — Чейт пододвинулся к Картри поближе. Расскажи, что вы с ним делаете? У нас его так просто заваривают и пьют, и никого за это не сажают.

— Я его тоже просто пил, и мне дали за это три месяца, — с тоской в голосе произнес Картри.

— Что? Просто так заливал кипятком, настаивал и пил? — недоверчиво прищурился Чейт.

Картри молча кивнул.

— Ну, значит, здесь замешаны какие-то особенности вашего метаболизма, вынес диагноз Чейт. — Иначе бы вы от него не балдели.

— А от него никто и не балдеет, — с тоской в голосе ответил сокамерник. — Чай пьют для повышения работоспособности.

— Так-так-так, — Чейт насторожился, как сеттер, почуявший дичь. Разговор неожиданно свернул к интересующей его теме. — Вот как раз о работе я и собирался с тобой поговорить…

Полуторачасовая беседа с Картри заставила Чейта по-иному взглянуть на лореанскую действительность.

В двух словах суть того, что удалось выяснить Чейту, сводилась к следующему: в лореанском языке для обозначения двух совершенно различных, на взгляд землянина, понятий «жизнь» и «работа» существовало только одно-единственное слово. Тут уж не приходится удивляться тому, что жизнь в системе Лореан пошла наперекосяк.

Человеку, впервые узнавшему о столь удивительном лингвистическом казусе, можно рекомендовать перечитать приведенную выше фразу от трех до пяти раз, дабы абсолютно четко уяснить всю абсурдность существования общества, основанного на подобных принципах. Чейт, который в свое время чуть было не получил ученую степень бакалавра философии в Ганглианском международном университете, и тот не сразу понял, на какую бомбу, совершенно того не ожидая, наткнулся.

Весь смысл жизни лореанцев заключается в работе, она заменяет им буквально все: семью и друзей, отдых и развлечения, спорт и секс. Лореанцы отдаются работе самозабвенно и истово, со страстью и нежностью, она является для них источником радостей и стрессов, наслаждений и тяжелых моральных травм. Отсутствие осмысленного труда, приносящего зримые плоды, заставляет лореанцев испытывать почти физические мучения. Невероятное число конфликтов, доходящих до судебных разбирательств, возникало в случаях, когда кто-нибудь пытался тайком выполнить работу своего коллеги. Половина заключенных тюрьмы, в которой находился Чейт, проходили именно по этой статье. Вторая половина сидела за чай, значительно повышающий работоспособность лореанцев, и именно по этой причине он был объявлен вне закона. На почве конкуренции за рабочие места происходили даже членовредительства и убийства. Случалось это не так часто, но всякий раз общественное мнение бывало настолько шокировано и потрясено, что подобные происшествия неизменно приводили к смене кабинета министров.

Да что там министры, сама жизнь в системе Лореан могла бы прекратиться — лореанцы были настолько поглощены своей работой, что совершенно не заботились о судьбах будущих поколений. К счастью для лореанской цивилизации, природа — о, разумнейшая и заботливейшая мать-природа! создала лореанцев однополыми. Каждый лореанец, достигший возраста, способствующего наилучшему протеканию процесса размножения, обязан был под угрозой лишения права на труд отправиться в общественный инкубатор и оставить там не менее пяти яиц, дальнейшая забота о которых перепоручалась специально подготовленному для этого персоналу.

Ну а что касается тюрьмы, то, поскольку лореанцы не могли жить в праздности, ничего не делая, а предоставление работы помещенным в тюрьмы антиобщественным элементам, в то время когда ее не хватало даже законопослушным гражданам, неминуемо вызвало бы взрыв общественного негодования, тюремная администрация организовала для заключенных так называемый бестолковый конвейер, на котором без конца воспроизводился один и тот же, не имеющий смысла и никому не нужный процесс. Несчастные заключенные не могли не работать, но, понимая всю бессмысленность своего труда, постепенно сходили от этого с ума. Вот это и имел в виду адвокат Чаррн, когда сказал Чейту, что лореанская тюрьма — это ад. Как раз об этом и говорил охранник: «Больше трех месяцев никто не выдерживает».

Вытянув из периодически пытающегося отключиться Картри всю возможную информацию и составив для себя наконец более или менее ясное представление об обществе, в котором волей случая он оказался, Чейт пришел в полнейшее недоумение. Для него выход из создавшейся нелепейшей ситуации был вполне очевиден.

— Почему же вы не разбежитесь по другим планетам, где и работы навалом, и легального чая полно? — спросил он своего сокамерника.

Картри обреченно щелкнул челюстями, усы его поникли еще ниже.

— Второй доминантой после потребности работать для лореанцев является чувство родины, необходимость быть полезным своей стране и своему народу. Мы можем жить только среди себе подобных, среди тех, кто разделяет наши моральные, этические и культурные ценности.

— Что-то мне все это напоминает, — задумчиво почесал подбородок Чейт.

Чейту вспомнился один из его любимых литературных персонажей, наделенный не только изрядной долей черного юмора, но и на редкость проницательным умом. Как он там говорил: люди гибнут за металл? Интересно, какой диагноз он поставил бы лореанцам? Они-то точно оканчивают свои дни по какой-то иной причине. Чейту же в ближайшей перспективе мерещился унылый, одетый в серое призрак смерти от тоски. С таким соседом, как Картри, работающим по выходным, можно и досрочного освобождения не дождаться. Можно, конечно, попросить перевести его в другую камеру, но, если верить Картри, там его соседом будет точно такой же фанатик, предпочитающий всем радостям жизни работу задаром.