In veils, and drowned in tears,

Sit in a theatre, to see

A play of hopes and fears,

While the orchestra breathes fitfully

The music of the spheres.

Mimes, in the form of God on high,

Mutter and mumble low,

And hither and thither fly

Mere puppets they, who come and go

At bidding of vast formless things

That shift the scenery to and fro,

Flapping from out their Condor wings

Invisible Wo!

That motley drama - oh, be sure

It shall not be forgot!

With its Phantom chased for evermore,

By a crowd that seize it not,

Through a circle that ever returneth in

To the self-same spot,

And much of Madness, and more of Sin,

And Horror the soul of the plot.

But see, amid the mimic rout

A crawling shape intrude!

A blood-red thing that writhes from out

The scenic solitude!

It writhes!
– it writhes!
– with mortal pangs

The mimes become its food,

And seraphs sob at vermin fangs

In human gore imbued.

Out - out are the lights - out all!

And, over each quivering form,

The curtain, a funeral pall,

Comes down with the rush of a storm,

While the angels, all pallid and wan,

Uprising, unveiling, affirm

That the play is the tragedy, "Man,"

And its hero the Conqueror Worm.

(1842-1849)

28. ЧЕРВЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ

Во тьме безутешной - блистающий праздник,

Огнями волшебный театр озарен;

Сидят серафимы, в покровах, и плачут,

И каждый печалью глубокой смущен.

Трепещут крылами и смотрят на сцену,

Надежда и ужас проходят, как сон;

И звуки оркестра в тревоге вздыхают,

Заоблачной музыки слышится стон.

Имея подобие Господа Бога,

Снуют скоморохи туда и сюда;

Ничтожные куклы, приходят, уходят,

О чем-то бормочут, ворчат иногда.

Над ними нависли огромные тени,

Со сцены они не уйдут никуда,

И крыльями Кондора веют бесшумно,

С тех крыльев незримо слетает - Беда!

Мишурные лица!
– Но знаешь, ты знаешь,

Причудливой пьесе забвения нет.

Безумцы за Призраком гонятся жадно,

Но Призрак скользит, как блуждающий свет.

Бежит он по кругу, чтоб снова вернуться

В исходную точку, в святилище бед;

И много Безумия в драме ужасной,

И Грех в ней завязка, и Счастья в ней нет.

Но что это там? Между гаеров пестрых

Какая-то красная форма ползет,

Оттуда, где сцена окутана мраком!

То червь, - скоморохам он гибель несет.

Он корчится!
– корчится!
– гнусною пастью

Испуганных гаеров алчно грызет,

И ангелы стонут, и червь искаженный

Багряную кровь ненасытно сосет.

Потухли огни, догорело сиянье!

Над каждой фигурой, дрожащей, немой,

Как саван зловещий, крутится завеса,

И падает вниз, как порыв грозовой

И ангелы, с мест поднимаясь, бледнеют,

Они утверждают, объятые тьмой,

Что эта трагедия Жизнью зовется,

Что Червь-Победитель - той драмы герой!

(1901)

Перевод К. Бальмонта

29. LENORE

Ah, broken is the golden bowl!
– the spirit flown

forever!

Let the bell toll!
– a saintly soul floats on the Stygian

river:

And, Guy De Vere, hast _thou_ no tear?
– weep now

or never more!

See! on yon drear and rigid bier low lies thy love,

Lenore!

Come, let the burial rite be read - the funeral song

be sung!

An anthem for the queenliest dead that ever died

so young

A dirge for her the doubly dead in that she died

so young.

"Wretches! ye loved her for her wealth and ye hated

her for her pride;

And, when she fell in feeble health, ye blessed her

that she died:

How _shall_ the ritual then be read - the requiem

how be sung

By you - by yours, the evil eye - by yours

the slanderous tongue

That did to death the innocence that died and died