Шрифт:
Софья покашливала в трубку, а трубка захлебывалась на льстивых тонах:
– Мальвиночка, шапку. Стою на коленях. Я без шапки никто. Ну какой я доктор без шапки? Тем более хирург. Мальвиночка, готовь сани летом, плавки - зимой.
– Меня Софья зовут, - отвечала Софья, добродушно посмеиваясь.
– Купи ондатру на боны.
– Мальвиночка!!! Бонами я откупаюсь. Это у Петрова жена, у меня аденома.
– Ну будет плакать. Когда жениться торопитесь, так милее нас нет, а как бес в ребро, так пора бы нам и коньки отбросить. Какая тебе шапка нужна? Из недорогих только собачьи.
Софья спросила, оборотясь к Петрову.
– Тебе нужна шапка?
– И сама на этот вопрос ответила: - Конечно нужна. Пойдешь с Эразмом в ателье. Я туда позвоню.
– Спасибо, Мальвиночка!
– ревел в трубку Эразм.
– Я тебе привезу японского растворимого супа из водорослей с улитками.
– Ешь сам, - Софья поморщилась.
– Я из парной говядины супы варю.
Петрову Эразм сказал:
– Ну твоя Василиса строга. Наверно, умна. Наверно, ты ее не ласкаешь. Ты, старик, огрубел. Я приду, проведу с тобой семинар.
С Эразмом Петров познакомился в детстве - можно сказать, в раннем детстве.
Все в то утро дрожало от солнца и от прищуривания. От земли поднимался запах мокрых после дождя плитняковых панелей. С Невы ветер нес запах рыбы.
И вот Петров... Он идет вдоль потрескавшейся желтой стены и заглядывает в окна. Окна начинаются на уровне его колен и все завешены тюлем. Прикоснувшись к тюлю лицом, Петров различает сквозь дырочки половики на полу, железные кровати с подзорами, на кроватях подушки с прошвами, на оттоманках подушки с аппликациями - в основном крупные маки. А в одном окне занавеска подвязана ленточкой к оконной ручке и прямо перед Петровым, грузно обвисая на расширяющейся кверху подпорке, красуется куст помидоров с плодами полупрозрачными и глянцевыми, как нефрит.
Петров, ошалевший от такого чуда (в окнах он всегда видел герань, туберозы, столетник), отрывает самый маленький плодик и, ощущая ладонью его теплую гладкость, прячет в карман. А сердце где-то у горла, хоть он и не маленький уже, а уже школьник. А душа его - словно скомканный лист бумаги.
Кто-то больно берет его за плечо. Душа его расправляется и не мешает дышать. Сердце становится на место. И уже все понятно. Он вытаскивает помидор из кармана и поворачивается отдать: если отдать, то и воровство само по себе теряет силу. Его держит за плечо высокий крепкий мужчина, очень мускулистый, у мужчины даже лоб мускулистый и лоснящаяся бугроватая кожа.
– Ну, - говорит мужчина.
– В пикет или к родителям?
– Вот, возьмите.
– Петров протягивает помидор.
– Пусть у тебя побудет, и не вздумай выбросить. Это плод жизни, мичуринский образец, а ты его украл. Куда пойдем? Лучше в пикет, а?
– В пикет, - соглашается Петров.
– Мама на репетиции. Дома одна тетя Нина.
– Вот мы с тетей Ниной и побеседуем о твоем поведении. Воспитывают, понимаете ли, воров. Нужно сообщить в школу. В то время как вся страна надрывается...
Петров ведет мужчину домой. Ему кажется, что этот мужчина имеет прямое отношение к уголовному розыску, он такой костяной, мускулистый, и голос у него как по радио. Мысленно он называет мужчину "сотрудник".
И тете Нине объясняет тихо, но твердо:
– Тетя Нина, познакомьтесь. Вот. Из уголовного розыска. Я украл помидор.
– И вытаскивает помидор из кармана.
Тетя Нина берет помидор с его ладони.
– В наше время за помидор могли оттаскать за уши, но не тащили к родителям.
– Так можно ведь и в милицию отвести, - говорит сотрудник, играя мускулами.
– Мне по дороге. Заодно и в школу загляну. Потом доказывай, где и что украл: один помидор с окна или пять кило с прилавка.
– Да, - соглашается тетя Нина.
– Вы большой педагог.
– Она оглядывает сотрудника щурясь и просит его зайти. Сажает его за стол в кухне и предлагает чай. Сотрудник соглашается выпить чашечку. Спрашивает:
– Ну а папаша где?
– Мы сейчас без папаши живем, - говорит тетя Нина с ухмылкой. Сотрудник расслабляется. А тетя Нина предлагает своему племяннику Саше пойти погулять.
– Будь осторожнее, - говорит она.
– Не приведи кого-нибудь еще.
Сотрудник смеется.
– Да уж. Это нам нежелательно.
Петров выходит на улицу. Стоит у стены дома возле парадной. Там есть скамейка, изрезанная ножами, исколотая гвоздями, прожженная прожигательными стеклами. Но он не садится. Стоит. Плитняковая панель излучает тепло. Она в ржавых пятнах. Мухи жужжат. Петров прочитал, что если бы потомству мухи, народившемуся в течение лета, удалось выжить всему целиком, то оно могло бы вытянуться в линию от Земли до Луны. Это Петрова не поражает. Он стоит долго. Ноги ею дрожат от неподвижности.