Он пал, пронзенный в грудь,

Что труп его - кровавый труп

Поруган был толпой

И что скрипучая арба

Везет его домой (1).

Все эти вести в сердце мне

Со всех сторон неслись...

Но не скрипучая арба

Ввезла его в Тифлис,

Нет, осторожно между гор,

Ущелий и стремнин

Шесть траурных коней везли

Парадный балдахин;

Сопровождали гроб его

Лавровые венки,

И пушки жерлами назад,

И пики, и штыки;

Дымились факелы, и гул

Колес был эхом гор,

И память вечную о нем

Пел многолюдный хор...

И я пошла его встречать,

И весь Тифлис со мной

К заставе эриванской шел

Растроганной толпой.

На кровлях плакали, когда

Без чувств упала я...

О, для чего пережила

Его любовь моя!

1 Записки А. С. Пушкина, т. 5, стр. 76. Изд Анненкова.

7

И положила я его

На той скале, где спит

Семья гробниц и где святой

Давид их сторожит;

Где раньше, чем заглянет к нам

В окошки алый свет,

Заря под своды алтаря

Шлет пламенный привет;

На той скале, где в бурный час

Зимой, издалека

Причалив, плачут по весне

Ночные облака;

Куда весной, по четвергам,

Бредут на ранний звон.

Тропинкой каменной, в чадрах,

Толпы грузинских жен.

Бредут, нередко в страшный зной,

Одни - просить детей,

Другие - воротить мольбой

Простывших к ним мужей...

Там, в темном гроте - мавзолей,

И - скромный дар вдовы

Лампадка светит в полутьме,

Чтоб прочитали вы

Ту надпись и чтоб вам она

Напомнила сама

Два горя: горе от любви

И горе от ума".

1879

ЦАРЬ-ДЕВИЦА

В дни ребячества я помню

Чудный отроческий бред:

Полюбил я царь-девицу,

Что на свете краше нет.

На челе сияло солнце,

Месяц прятался в косе,

По косицам рдели звезды,

Бог сиял в ее красе...

И жила та царь-девица

Недоступна никому,

И ключами золотыми

Замыкалась в терему.

Только ночью выходила

Шелестить в тени берез:

То ключи свои роняла,

То роняла капли слез...

Только в праздники, когда я,

Полусонный, брел домой,

Из-за рощи яркий, влажный

Глаз ее следил за мной.

И уж как случилось это

Наяву или во сне?!

Раз она весной, в час утра,

Зарумянилась в окне

Всколыхнулась занавеска,

Вспыхнул роз махровых куст,

И, закрыв глаза, я встретил

Поцелуй душистых уст.

Но едва-едва успел я

Блеск лица ее поймать,

Ускользая, гостья ко лбу

Мне прижгла свою печать.

С той поры ее печати

Мне ничем уже не смыть,

Вечно юной царь-девице

Я не в силах изменить...

Жду, - вторичным поцелуем

Заградив мои уста,

Красота в свой тайный терем

Мне отворит ворота...

<1880>

МОГИЛА В ЛЕСУ

Там, у просеки лесной,

Веет новою весной;

Только жутко под ракитой

Близ могилы позабытой.

Там, тревожа листьев тень,

Бродит тень самоубийцы,

И порхающие птицы,

Щебетаньем встретив день,

Не боятся тени этой,

Вешним солнцем не пригретой.

Но боюсь я, мой недуг

Рану сердца - разбередит

Дух, который смертью бредит,

Жаждущий покоя дух.

Говорят, что жаждой этой

Он, когда-то неотпетый

И зарытый без креста,

Заражает тех, что бродит

Одиноким и заходит

В эти дикие места.

Или сердце, что устало

Ненавидеть и страдать,

Переставши трепетать,

Все еще не отстрадало?!.

Или дух, земле чужой

И чужой для бестелесных,

Замкнутый в пределах тесных

Безнадежности глухой,

Жаждет, мучимый тоскою,

Нашей казни над собою?..

Чу! Поведай, чуткий слух,

Ветер это или дух?..

Это ветра шум - для слуха...

Это скорбный дух - для духа...