Шрифт:
Разъяренный неудачей, Венцель отправил несколько человек на передовую линию в штрафной батальон.
– Получить такие данные и провалить операцию, упустить партизан!
Штроп тоже был вне себя от злости, хотя в душе и радовался неудачам самонадеянного Венцеля.
На некоторое время следы Гельмута затерялись.
У Венцеля было превосходное настроение. Дело в том, что два дня назад он получил очередное звание.
Это событие с помпой отметили в офицерском ресторане. Собрались друзья и сослуживцы. Штроп, знавший о страсти начальника полиции к хорошим винам, женщинам и антикварным вещам, преподнес Венцелю великолепный обеденный сервиз с золотой окантовкой, извлеченный из богатых недр Пакетаукциона *, и дюжину красного "Дюбоне".
* Пакетаукцион - гитлеровская организация, которая занималась отправкой в Германию ценностей, награбленных на оккупированных территориях.
– Из того, что ты любишь, здесь нет только женщин, - заявил Штроп под общий смех собравшихся на вечеринку офицеров, - но этот товар ты достаешь успешней меня.
Венцель подозревал, что главный следователь гестапо, кичившийся своими аскетическими привычками, его недолюбливал. И считал это вполне естественным: уж очень разные люди были они со Штропом. Казалось, главного следователя не интересовало ничего, что выходило за рамки его служебных обязанностей. Даже в офицерском ресторане его видели чрезвычайно редко.
А молодой Венцель не упускал случая воспользоваться радостями жизни. И вот теперь этот лестный тост и подарок!
Венцель был растроган не на шутку. В ответном слове он поблагодарил Штропа и подчеркнул, что ему чрезвычайно приятно работать бок о бок с таким опытным и беспредельно преданным делу фюрера офицером, как главный следователь гестапо.
За столом было весело. Много пили и много говорили, главным образом об успешном наступлении под Воронежем и Сталинградом. Волки хвастались своими фронтовыми подвигами, не веря друг другу. Среди собравшихся не было никого, кто побывал бы на передовой.
В самый разгар ужина, когда Венцель был изрядно навеселе, в зал ресторана неожиданно вошел сотрудник полиции. Он отыскал глазами своего шефа и, подойдя к нему, сказал вполголоса:
– Вас хочет видеть один человек.
– Какой еще человек?
– недовольно поморщился Венцель.
Полицейский пожал плечами.
– Он заявил, что не желает говорить ни с кем, кроме начальника.
– Так скажите ему, чтобы зашел завтра.
– Он говорит, что завтра будет поздно, - виноватым тоном возразил полицейский.
– Дело не терпит отлагательства.
– Черт его побери! Кто все-таки он такой и что ему нужно?
– Не знаю. Просил передать, что от Гельмута.
– Гельмута?
– Венцель поднялся из-за стола и, извинившись перед своими собутыльниками, направился к выходу.
– Проведите его в мой кабинет, а я сейчас приеду, - сказал он семенящему за ним полицейскому.
Незнакомец вошел в кабинет, подняв воротник пальто и надвинув кепку на самые глаза. Был он невысок ростом, широкоплечий, с каким-то неприметным, невыразительным лицом.
– Ну? В чем дело?
– спросил Венцель.
– Я должен остаться с вами наедине, - сказал незнакомец по-немецки.
– Хорошо. Подождите меня за дверью, - приказал Венцель дежурному.
Когда они оказались вдвоем, незнакомец тихо, но многозначительно произнес:
– Я от Гельмута.
– Чем вы это докажете?
– Триста двадцать семь тире "а". Это вам что-нибудь говорит?
Это был номер, под которым, как Венцель уже знал, числился агент по кличке Гельмут.
– Да, говорит, - кивнул головой Венцель.
– Гельмут просил передать, - продолжал незнакомец невозмутимо и невыразительно, что завтра можно будет схватить Корня. На хуторе Обливном.
Венцель не поверил своим ушам. Этот простоватый посетитель принес весть чрезвычайной важности. Гельмут отдавал в руки гестапо секретаря обкома, руководителя всего подполья!
– Меня больше всего интересует Корень, - сказал Венцель.
– Это будет именно он?
– Да, - небрежно бросил неизвестный.
– Когда? Где он будет? Повторите!
– Завтра. На хуторе Обливном. В пять вечера.
– Зачем он туда придет?
– Чтобы встретиться со мной. Я послан к нему от партизан.
– Кто будет еще?
– Еще один человек из отряда. Надежный... Я с ним обо всем договорился. Ему надоело слоняться по лесам, и он готов искупить свою вину перед германским командованием...
Венцсль задумался. Все это выглядело слишком неправдоподобно. А что, если это партизанская провокация? Хитроумная ловушка? Он покосился на своего собеседника. Но на давно не бритом, бесцветном лице посетителя ничего не отражалось.