– Мое почтение, герцог. – Дэвид Рокслей в кирасе со Зверем сошел бы за участника мистерии, если б не злость в покрасневших глазах. – Я хотел бы с вами поговорить о цивильном коменданте.

– Вряд ли вы скажете мне что-то новое, – и то, чего я не говорил Альдо, – зато я могу вас порадовать. Его Высокопреосвященство Левий отказался благословить Айнсмеллера.

– Я уже слышал, – капитан гимнетов невесело улыбнулся. – Если так пойдет и дальше, я стану эсператистом. А что Вешатель?

– Был неприятно удивлен, – заверил Робер приободрившегося Дэвида. – Надеюсь, это только начало, кардинал кажется человеком настойчивым.

– Создатель ему в помощь, – с чувством пожелал Дэвид, поправляя нагрудник, – Если б он нас еще и от этого чудища избавил. А что? Тварь-то по всем статьям богомерзкая, неужели святой отец ее терпеть станет?

Стук алебард об пол возвестил о том, что сюзерен прервал беседу с Матильдой. Рокслей молодцевато вытянулся, нагло сверкнула обруганная кираса. Эпинэ за какими-то кошками пригладил волосы и поправил шпагу.

– Маршал, – лицо Альдо горело, – идем в малый кабинет, ты мне нужен. Капитан, я никого не принимаю. И проводите... Пусть Мэнселл проводит Ее Высочество в ее апартаменты.

Его Величество от души грохнул дверью, размашисто повернул ключ, подошел к окну, рванул занавеси, но не рассчитал сил. Два кольца разлетелись, и белая парча провисла. Это помогло – сюзерен с недоумением воззрился на дело рук своих, потом рассмеялся.

– Садись! Ну и разозлился же я.

– Я тоже, – пошел в атаку Иноходец. – Если ты не повесишь Морена, это сделаю я.

– А что он натворил? – Альдо плюхнулся в кресло и вытянул ноги. – Ничего нет хуже встречи с родичами, раньше я этого не понимал.

– Это ты о Матильде? – не поверил собственным ушам Иноходец.

– О Матильде, только давай о ней потом, я еще кусаюсь. Так что там с Мореном?

– Что ты ему приказал?

– Ничего, – Альдо с удивлением воззрился на Робера, – ничего такого...

– Ничего? – подался вперед Робер. – Ты точно помнишь?!

– Признаться, меня твой Алва вывел из себя, – сюзерен нахмурился. – Поднимать руку на человека без оружия я не обучен, и он этим воспользовался. Это не Ворон, а гадюка какая-то! Да уж, удружил ты мне с ним. Убить – нельзя, терпеть еще больше нельзя. Короче, пришел я в себя только на лошади.

– А Морен?

– Да не знаю я! Может, я что-то в сердцах и брякнул... У меня руки чесались эту гадину ухмыляющуюся на месте прикончить. Я пытался с ним говорить по-хорошему, четыре раза пытался, да легче с аспидом поладить, чем с этим... А что Морен натворил?

– Запер Алву в какой-то жаровне над поварней. Без окон. Я за час там едва не сдох, а он восемь дней просидел. Тьма кромешная, воды – кубок в сутки, зато соленой – пять кувшинов, куда ни глянешь – кувшин. Алатский!

– И что? – сощурился Альдо. – Помогло?

– То есть? – осекся Робер. – Что ты имеешь в виду?

– Твой друг стал повежливей?

– Рокэ Алва мне не друг, – Робер услышал свой голос и понял, что рычит, – и никогда не был, но он – человек. И мы – люди. Или уже нет?

– Да успокойся ты, – посоветовал Альдо, – я ничего этого не знал. Что Морен говорит?

– На тебя ссылается. Дескать, ты ему велел объяснить герцогу Алве, что его время кончилось.

– Дурак, – припечатал сюзерен, – услужливый дурак, хоть и с выдумкой. А если б я велел повесить эту скотину вверх ногами или утопить?! Говорю же, зол был! И ты б на моем месте разозлился. А что соизволил сказать наш герцог кардиналу?

– Он не был расположен к разговорам.

– Вот как? – в голосе Альдо послышалось разочарование. – Выходит, жарка по-мореновски принесла плоды?

– Не думаю. – Перед глазами в который раз встали темные губы, заострившееся лицо, красные пятна на скулах. Издали – молодость, вблизи – ужас. – Просто Левий был с ним вежлив.

– Лучше б он был вежлив со мной, – огрызнулся Альдо. – А я-то радовался, что кардинал из Милосердных...

– Он начинал в ордене Славы, – с нехорошей радостью сообщил Робер, – у Адриана. Расспроси-ка ты про Его Высокопреосвященство Матильду.

– Одно к одному, – сюзерен досадливо сморщился. – Ей все кажется, что я на деревянных лошадках скачу. Закатные твари, Матильда не желает видеть, что я вырос, потому что моя зрелость для нее – старость! Я – король Талигойи, она всего-навсего – алатка, поймавшая Ракана. Робер, она так и осталась алаткой. И останется. В Сакаци Матильда на месте, но там нет места для меня... Для нас с тобой!

А где оно, это место, где Роберу Эпинэ не захочется выть? Разве что в Закате...

– Ты несправедлив к Матильде. – Иноходец старался говорить небрежно и спокойно. – И потом, ты же сам ее позвал.