Все встрепенулись они, все вдруг над тобой закружились,

Близко уселись к тебе и, нежно ласкаясь, воркуют,

Голуби всюду: в самой корзине над лакомым кормом,

Те на плечах у тебя доверчиво так приютились,

Эти у ног и клюют на пороге упавшие зерна.

О, не спешите вспорхнуть! Побудьте здесь, кроткие птицы!

Дайте завидовать мне вашей близости к деве прекрасной,

Дайте хоть издали мне на нее любоваться подоле.

Красное Село

22 июня 1888

III

Завтра вот эти стихи тебе показать принесу я.

Сядем мы рядом; опять разовью заветный я свиток;

Голову нежно ко мне на плечо ты снова приклонишь,

Почерк затейливый мой на свитке с трудом разбирая.

С робостью тайной в душе и трепетом сладким объятый,

Взора не смея поднять на тебя, притаивши дыханье,

Буду безмолвно внимать; угадывать буду стараться

Все, что в этих стихах ты осудишь, и все, что похвалишь.

Каждую темную мысль, неловкое слово, неровность

Голоса звук оттенит, невольное выдаст движенье.

Если ж все до конца дочитаешь ты без запинки,

В очи тебе загляну я и в них приговор прочитаю.

Ласковой, ясной меня озаришь ты, быть может, улыбкой...

Мне ль благодарным не быть вдохновенью за эту улыбку!

О, если б только оно меня осеняло почаще!

Красное Село

26 июля 1888

"Сонеты к Ночи"

I

Что за краса в ночи благоуханной!

Мечтательно ласкает лунный свет;

Небесный свод, как ризой златотканой,

Огнями звезд бесчисленных одет.

О, если б там, в стране обетованной,

Где ни забот, ни слез, ни горя нет,

Душе расцвесть красою первозданной,

Покинув мир страданий, зол и бед!

Но, может быть, там суждено забвенье

Всего того, чем в нежном умиленье

Здесь на земле пленялася душа?

Нет, будем жить! Хоть скорбью и тоскою

Больная грудь сжимается порою,

Хоть страждем мы, но жизнь так хороша!

Красное Село

23 июля 1890

II

За день труда, о, ночь, ты мне награда!

Мой тонет взор в безбрежной вышине,

Откуда ты глядишься в душу мне

Всей красотой нетленного наряда.

В сиянии твоем - что за услада,

И что за мир в отрадной тишине!

Я признаю в сердечной глубине

Власть твоего чарующего взгляда.

Цари, о, ночь, и властвуй надо мной,

Чтоб мне забыть о суете земной,

Пред тайною твоей изнемогая,

И, немощным восхитив к небесам,

Окрепнувшим верни, о, неземная,

Меня земле, к заботам и трудам!

Контрксевиль

18 мая 1892

III

Здесь, в тишине задумчивого сада,

Опять, о, ночь, меня застанешь ты,

И все одной душа полна мечты,

Что я калиф, а ты Шехеразада.

Последняя нарушена преграда

Меж миром слез и дольней суеты

И царством грез и горней красоты;

Я твой, о, ночь! Меж нами нет разлада.

Ты шепчешь мне про таинства небес,

И словно я с лица земли исчез,

Отдавшись весь твоей волшебной воле.

Калиф внимал красавице своей,

Но ты одна мне рассказала боле,

Чем в тысячу уведал он ночей.

Штадтгаген

11 июня 1892

IV

Люблю, о, ночь, я погружаться взором

В безоблачность небесной глубины.

Какая чистота! Как с вышины

Ласкаешь ты лазоревым убором!

Ты так светла, что меркнет лик луны,

Пустыней горнею плывя дозором,

И сонмы звезд бледнеющим узором

Двойной зари сияньем спалены.

О, нежная, прозрачно-голубая!

Гляжу, с тебя очей не отрывая,

Лицом к лицу пред тайною твоей.

Дай от тебя, о, ночь, мне научиться

Средь дольней тьмы душою становиться,

Как ты сама, все чище и светлей!

Новгород

21 июня 1899

V

Нет, не туда, о, ночь, в плененном созерцанье

Взор устремляется, где в ризе золотой,

В огнях и пурпуре сокрылся царь дневной,

Багряным заревом пылая на прощанье.

Усталые глаза хотят красы иной:

Там, у тебя они найдут очарованье,