Жужелка протолкалась к перилам и смотрела, как дождь хлестал по булыжнику. Лешка протиснулся за ней. Будь у него сейчас деньги, те обещанные двести рублей, ну пусть хоть не двести, а рублей двадцать или даже десять, он накупил бы Жужелке всех сортов мороженого.

Сверкнула Молния. Затрещало, загрохотало где-то совсем близко.

– Ай, картошка молодэнька!-ужаснулась рядом толстая бабка, глядя, как на прилавке у кого-то на весах осталась под дождем картошка.

– Скоро стихнет. Ты сразу домой иди. И садись зубрить.

И не нервничай. Зубри себе спокойно. За два дня наверстаешь.- Лешка говорил и удивлялся, как тупо у него выходит. Все эти слова-не имели отношения к тому, что чувствовал он сейчас.- У тебя ведь память что надо. Сама знаешь.

Она обернулась к нему.

– Пусть лучше не стихает. Пусть. Пусть льет и гремит вовсю! настойчиво, горячо сказала она и прижалась спиной и затылком к столбу, поддерживающему навес.

– Можно подумать... Можно подумать, что тебе наплевать.

Она ничего не ответила, смотрела, как девушки-мороженщицы, визжа "Ай, такси наше приехало!", грузили под дождем свои ящики в кузов крытой брезентом машины и следом сами перевалились через борт туда же, помахали на прощанье и уехали,

– Не пойму. Ты какая-то не такая, на себя не похожа.

– Да?
– переспросила она.
– А какая же я? Нет, ты скажи.

Интересно ведь.

Она смотрела на него, выжидая.

– Ты всегда занималась как надо.

– Ах, ты об этом, - разочарованно протянула она.

Он нервничал.

– Да1 Об этом. А об чем же еще?

Она сказала беспечно:

– А другие не больно стараются. И сходит ведь. Живут себе.

Он уткнулся взглядом в широкое переносье, над которым легкой черной дужкой сбегались брови,

– Ты-не другие.

Она покраснела. Стало слышно, о чем говорят по соседству с ними люди.

– Видали, как енакиевские забили?

– Так то были дурные два гола.

– Мамка, где вы тапочки брали?

Жужелка спросила:

– А как же вот ты, например, живешь?

– Я-то?
– переспросил Лешка, больно задетый. А ему казалось, она все понимает.-Мне бы только цель найти, Я б добрался до нее всеми силами.
– Он никогда не мерился с ней. Его колыхало из стороны в сторону, а она была устойчивее, яснее.
– Мне бы только найти... Уж я бы вцепился,

Она обеспокоенно посмотрела на него.

– Если б ты только знал все... Я развинтилась, конечно. Но я постараюсь...
– торопливо, сбивчиво заговорила она.
– Если б ты знал! Может, ты не говорил бы так.

Она посмотрела на него и замолчала.

Лешка постоял, точно сквозь пелену, но отчетливо, слово в слово, слыша, как за спиной у него женщина хвалила плащ на другой женщине и справлялась, подарили ли ей его, а та отвечала; "Да нет. Муж куплял". Стучало в висках. Руки наливались тяжестью. Он не хотел услышать больше ни слова. Он понял все, что Жужелка говорила. Не глядя ей в лицо, отдал кошелку и, проталкиваясь плечом, стал пробираться с крыльца.

Он шел под дождем, не разбирая луж. В оставленную на прилавке банку с томатом падал дождь, кто-то накрывшийся с головой плащом, обгоняя Лешку, весело сказал:

– Бог добавил!

Он слышал, как Жужелка громко позвала его:

– Лёша!-И потом еще раз опять:-Леша!

Он не обернулся.

Прямо на земле под прилавком сидела женщина, по ее подолу, по голым коленям ползала белая морская свинка. Женщина доставала из-за пазухи скомканные рубли и пересчитывала их. Заслышав шаги, она привычно затянула, поглаживая морскую свинку:

– Боря не обманет, погадает сейчас. Боря все знает.

Лешка быстро прошел мимо.

– Есть ли мне счастье в жизни. Скоро ли придет, кого ожидаю, из заключения, - монотонно неслось ему вслед.

* * *

Он вошел в ворота и, точно слепой, не видя перед собой ничего, направился к дому,

– Алексей!

Он оглянулся. Они сидели вдвоем, мать и отчим, за вынесенным на улицу столом и играли в домино, точно ничего не случилось и сегодня такой же день, как вчера.

– Алексей!
– нервно позвала мать.

Он вернулся от двери и подошел к их столу.

– Нам нужно поговорить с тобой. Это очень серьезно.
– Мать замолчала, поглядывая то на мужа, то на сына возбужденно округлившимися глазами.

Ему было все равно: пусть говорят.

Матюша был в майке, белые руки и плечи его оголены.

– Вот твоя мать и я... Мы решили. Я согласен был тебя учить. Дать тебе образование. Настоящее. 11о ты...

Слова доносились приглушенно, точно в ушах набилась вата.

В них было что-то оскорбительное. Лешка усмехнулся и отставил ногу.