– Да не переживай ты! Все образуется.

– Как-то неубедительно прозвучало.

– Не придирайся. И не обижайся. Заходи через пару дней - увидишь: все образуется.

Поэт понял, что разговор окончен. Евгений направился в подъезд.

– Стой!
– крикнул Светлый.
– А эти странные партизаны, которые мост...

Художник, не дослушав вопроса, утвердительно кивнул головой и удалился, оставив Антона стоять с открытым ртом.

V

– Ты проводишь меня? Я хочу пойти к маме на могилу. Надеюсь, это можно?
– спросила Инна в тот же день.

– Да, конечно. Но, может быть, лучше завтра? Я думал, мы сегодня побудем вдвоем.

– Я хотела бы сегодня, - заупрямилась Инна.
– Если ты не можешь, я пойду одна.

– Нет-нет, я пойду с тобой. К тому же, мы хотели купить тебе кое-что из вещей. Вот и зайдем на обратном пути. Мне кажется, тебе пойдет оранжевое платье.

– Я хочу синее.

– Может, лучше зеленое?

– Тебе что, не нравится синий цвет?

Евгений неопределенно пожал плечами.

– Как, тебе не нравятся мои синие глаза?
– нарочито сердитым тоном спросила она.

– Синие глаза нравятся, а синее платье - не очень. Впрочем, если ты очень хочешь...

На кладбище было тихо и пусто. Пахло прелой листвой. Могила ее мамы неожиданно оказалась в довольно запущенном состоянии. Евгений не отходил от Инны ни на шаг. Часто ему приходилось буквально закрывать собой то, что находилось совсем близко и чего ей видеть было нельзя.

– Ты можешь пройтись, - попросила Инна.
– Я минут пять посижу одна.

Евгений отошел, стараясь по-прежнему закрывать собой страшный объект.

– Сколько заброшенных могил!
– сказал старик в видавшей виды рясе, похожий на старинного пустынника. И сколько зла развелось, алчности, никто ни о чем не думает наперед. А ведь сказано у пророка: "Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения, чтобы устранить бедных от правосудия и похитить права у малосильных из народа моего, чтобы вдов сделать добычею своею и ограбить сирот. И что вы будете делать в день посещения, когда придет гибель издалека? К кому прибегнете за помощью? И где оставите богатство ваше?"

– Вы монах, что ли?
– полюбопытствовал Евгений.

– Старец я, и удивляюсь всему увиденному здесь.

– Здесь, как везде. А решают в столице, дедушка.

– Да-а. И сказано у пророка: "Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь убийцы. Серебро твое было изгарью, вино твое испорчено водою, князья твои законопреступники и сообщники воров..."

– Издалека идете?

– Ох, издалека. И дал мне Господь узреть грядущее...

Что-то проговаривая, старик скрылся среди деревьев.

– Позвольте, что вы сказали насчет грядущего?
– Евгений устремился за ним, но монах словно сквозь землю провалился.

Тут художник спохватился и бросился обратно. Инны у могилы ее матери не было. Да, она была там, куда он не должен был ее допустить.

– Что это такое?
– женщина дрожала, как от холода.
– Ты знаешь, да?

– Пойдем отсюда, это просто случайное совпадение, - Евгений постарался сохранить спокойный, непринужденный вид.

– О чем ты говоришь? Ведь это же моя фотография - посмотри!

– Ну, может, это какая-то глупая шутка, - начал теряться художник.

– Какая шутка? Кто может так шутить? Кому это надо?
– говорила она, жалобно всхлипывая.
– Я же чувствую: что-то не так. Только не пойму, что. Ну скажи, не лги мне.

Она медленно села на лавку у своей могилы и заплакала навзрыд. Он опустился рядом, уткнулся лицом в ее колени и закрыл глаза. На него нашло какое-то оцепенение. Ему вдруг стало казаться, что это он умер и его закопали здесь, под этой плитой, а она всегда была жива и сейчас пришла к нему на могилу.

– Пойдем домой, - наконец сказал он после бесконечно долго длившейся паузы.

– Ты мне не скажешь?

– Скажу. Пойдем домой.

Инна достала из сумки платок и зеркальце, стала вытирать лицо.

– Я боюсь, - вдруг сказала она.

– Чего?

– Не знаю. Но я очень боюсь. Я хочу, чтобы мы пошли ко мне.

– Зачем?

– Не знаю. Но я тебя очень прошу.

– Хорошо, но мы же хотели зайти в магазин.

– Нет, не сейчас.

Ему все же удалось затащить Инну в магазин, затем в другой, третий. И она выбрала себе ярко-синее платье. Потом он сказал, что уже поздно, что он устал, да и она, судя по всему, - тоже, и что завтра они непременно пойдут к ней. И завтра же он расскажет ей о нелепой случайности, из-за которой ее посчитала погибшей. Потом они сидели у Евгения, и он старался всячески ее утешить, отвлечь от тяжелых мыслей. Когда он очередной раз взял женщину за плечи, она вдруг отстранилась: