– Вот и он так же говорил… – шмыгнул носом Максим. – Слово в слово.

– Это ты о ком?

– Ну, понимаете… – смутился Максим. – Есть у меня один друг. Он тоже взрослый, даже старше вас. Я ему вчера вот это всё рассказал. Я думал, он поможет как-то. Убедит маму… или ещё как-нибудь иначе. А он говорит: это жизнь, ничего тут не изменишь, ты должен заботиться о маме, а Питер – это не дикое болото, там тоже можно жить, там тоже люди есть… В общем, без толку, – сказал он со взрослой горечью в голосе.

– А что это за взрослый друг? – хмыкнул Дмитрий. – Мамин знакомый?

– Да нет! – махнул рукой Максим. – Мой. А, ладно… Чего уж теперь говорить!

Он отвернулся к пыльному окошку в дверце, перечёркнутому тремя стальными прутьями. И Дмитрий понял, что всё равно больше, чем сказал, Максим уже не скажет. И если ломиться в его душу, требуя откровенности – тебя пошлют. Мягко, интеллигентно, как из всех сверстников Максима умеет только он. Как вчера он послал своего загадочного взрослого друга.

– Слушай, – решил сменить пластинку Дмитрий, – а ты раньше один к бабушке ездил? Ты там не заблудишься?

Максим, не поворачиваясь, характерно пожал плечами – встопорщилась и вновь разгладилась джинсовая куртка.

– Ну, найду, наверное. Раньше мы только с мамой ездили и с дядей Серёжей, её братом. Но у меня адрес записан. Если забуду, как там ориентироваться, спрошу у кого-нибудь.

Так, присвистнул Дмитрий. Интересное кино.

– А ты вообще в городе ориентируешься нормально? – спросил он осторожно.

Максим ощутимо замялся.

– Ну… так себе. Я очень невнимательный, я отвлекаюсь всё время, могу зачитаться и остановку свою проехать. Меня мама только с этого года начала одного отпускать, если далеко куда надо. Но тут уж я не проеду, Александров – конечная.

Дмитрий лишь головой покачал. Перспектива складывалась невесёлая. Мальчишка, выходит, и в Москве-то ориентируется с трудом, а тут Александров, почти незнакомый город. Сойдёт не там, спросит не того, столкнётся не с теми…

В памяти услужливо возникла картинка – Люда Беляева, брошенная в гнилом заплёванном подвале. Тонкие бледные руки, стянутые чёрной змеёй электрического кабеля.

– Ещё вопрос, – тронул он Максима за плечо. – У тебя паспорт с собой есть? Ты уже успел получить?

– Когда? – вздохнул Максим. – Мне же четырнадцать только летом исполнилось, я на даче был, у дяди Серёжи. Мама только недавно нужные бумажки собрала, ещё в паспортный стол не сходила. – А что?

– А то, – сухо разъяснил Дмитрий, – что первый же милицейский патруль может тебя остановить и потребовать документы. А раз нет, значит, в отделение доставят и будут твою личность выяснять. А это, при некотором желании, можно делать очень долго. Мне с такими случаями приходилось сталкиваться, ещё когда в массовой школе работал. Уж поверь мне, весьма противное приключение.

– Да кто меня остановит? – вяло отмахнулся Максим. – Кому я нужен? Что я, на уголовника похож?

Дмитрий не стал отвечать. Всё тут было понятно.

Никак нельзя отпускать мальчишку одного! Обязательно ведь случится какая-нибудь пакость. Такой неприспособленный к грубой жизненной прозе… да ещё в таком взвинченном состоянии. Не надо быть Иным, чтобы ощутить сгустившуюся над ним опасность. Липкое бесцветное облачко над головой. Готовое в самый неожиданный момент разразиться молнией беды.

Он передёрнул плечами, отгоняя видение. Что, опять? Опять начались «иные» штучки? Как тогда, с Людой?

Дмитрий беззвучно прошептал молитву, но облачко никуда не делось. И немудрено – успел ведь убедиться, что молитва на это действует как и на электричество. То есть никак.

– Вот что, дорогой. Скажи, а ты очень в Александров торопишься?

– Да я не знаю… – удивился Максим. – Мне главное бабушку дома застать, а то вдруг она на рынок уйдёт или ещё куда-нибудь. А что?

– Да вот мысль у меня возникла, – вдохновенно начал Дмитрий. – Что, если ты со мной в Лавру съездишь? Ты ведь раньше в ней не бывал? Поверь, там очень интересно. Не только верующему. Древняя архитектура, музей народных промыслов. Погуляем там. А потом, если ты всё-таки захочешь ехать в Александров, я тебя провожу. Времени у меня полно, жена в больнице, с Сашкой сидит, дома никого.

Максим задумался. Видно было, что ехать одному в Александров ему было слегка страшновато. А может, просто тоскливо.

– Ну ладно, – помолчав, согласился тот. – Но я действительно не буду вам обузой?

– Ни на вот столько! – абсолютно искренне произнёс Дмитрий.

Уже после Пушкино в вагоне поредело. Рассосалось, схлынуло – и даже свободные места нашлись. Дмитрий с Максимом без всяких сожалений покинули прокуренный тамбур и сели напротив. Рядом с ними пожилой дядька вёз меланхолического вида овчарку, сиротливо притулившуюся на полу. Пухленькая бабуся с внучкой лет пяти опасливо косилась на животное, но собака мало что была в наморднике – ей, казалось, всё уже безразлично на этом свете. То ли овчарка пребывала в своей собачьей нирване, постигнув иллюзорность бытия, то ли попросту смертельно устала от жизни.