– Понятно...
– он вынул бобину из проектора и закрыл крышку.
– У меня тут есть пиво...

Я согласился, что пиво - вещь очень хорошая, но автобус... Ну, ладно, одну бутылку куда ни шло.

Он вытащил из-за экрана бумажные стаканчики и бутылку портера. Пробормотав с усмешкой "сеанс откладывается", он закрыл дверь и откупорил бутылку о скобу, привинченную к стене. По-видимому, здесь прежде помещалась бакалейная лавка или пивная. Стулья имелись в избытке. Два из них мы отодвинули в сторону и расположились с удобствами. Пиво оказалось теплым.

– Вы как будто разбираетесь в этом деле, - заметил он выжидательно.

Я счел его слова вопросом, засмеялся и ответил:

– Ну, не слишком. Ваше здоровье!
– Мы выпили.
– Я работал шофером в кинопрокатной фирме.

Он улыбнулся.

– Вы тут проездом?

– Как сказать... Чаще - проездом. Уезжаю по состоянию здоровья, возвращаюсь ради родных. Только с этим кончено - на прошлой неделе похоронил отца.

Он сказал, что это очень грустно, а я ответил, что все зависит от взгляда на вопрос.

– У него со здоровьем тоже было неважно.

Это была шутка. Мы выпили по второму стаканчику и несколько минут обсуждали климат Детройта. Наконец он сказал, словно что-то обдумывая:

– По-моему, я вас здесь видел вчера... Часов около восьми.
– Он встал и пошел за второй бутылкой пива.

Я крикнул ему вслед:

– Я больше пить не буду!

Но он все-таки принес пиво, а я поглядел на часы:

– Ну, пожалуй, еще один стакан...

– Так это были вы?

– Что?
– я протянул ему мой бумажный стаканчик.

– Вчера здесь. В восемь часов...

Я вытер пену с усов.

– Вчера вечером? Нет, как ни жаль. Я бы тогда не опоздал на автобус. Нет, вчера в восемь я был в баре "Мотор". И просидел там до полуночи.

Он задумчиво пожевал нижнюю губу.

– В баре "Мотор"? Дальше по улице?

Я кивнул.

– В баре "Мотор"... Гм... А, может, вам хотелось бы... Да, конечно...

Прежде чем я сообразил, что он имеет в виду, он скрылся за экраном и выкатил из-за него большую радиолу. В руке он держал третью бутылку пива. Я поднес к свету бутылку, стоявшую передо мной. Еще полбутылки есть. Я посмотрел на часы. Он придвинул радиолу к стене и поднял крышку, открыв рукоятки настройки.

– Выключатель позади вас. Будьте так добры!

Я мог дотянуться до выключателя, не вставая, что я и сделал. Обе лампы разом погасли. Я этого не ожидал и начал шарить по стене. Тут снова стало светло, и я с облегчением сел поудобнее. Но лампы не зажглись просто я смотрел на улицу!

Я облился пивом и чуть не опрокинул шаткий стул, а улица вдруг сдвинулась с места - улица, а не я! День сменился вечером, и я вошел в бар "Мотор" и увидел, как я заказываю пиво и при всем при том я твердо знал, что я не сплю и это мне не снится. В панике я вскочил, расшвыривая стулья и пивные бутылки, и чуть не сорвал ногти, пока нащупывал на стене выключатель. К тому времени, когда я его отыскал - наблюдая, как я стучу по стойке, подзывая бармена, - у меня совсем помутилось в голове и я готов был хлопнуться в обморок. Ни с того, ни с сего вдруг бредить наяву! Наконец мои пальцы коснулись выключателя.

Мексиканец смотрел на меня с непонятным выражением - словно он зарядил мышеловку и поймал лягушку. Ну а я? Наверное, вид у меня был совсем уже дикий. Да и было с чего. Пиво расплескалось по всему полу, и я с трудом добрел до ближайшего стула.

– Что это такое?
– просипел я.

Крышка радиолы опустилась.

– В первый раз со мной было то же. Я забыл.

У меня так дрожали пальцы, что мне не удалось вытащить сигарету и я разорвал пачку.

– Я спрашиваю, что это такое?!

Он сел.

– Это были вы. В баре "Мотор", вчера в восемь вечера.

Я тупо уставился на него. А он протянул мне новый бумажный стаканчик, и я машинально подставил его под бутылку, которую он наклонял.

– Послушайте...
– начал я.

– Конечно, это не может не ошеломить. Я забыл, что я сам чувствовал в первый раз. А теперь... теперь мне все равно. Завтра я иду в контору "Филипс-радио".

Я спросил, о чем он, собственно, говорит, но он продолжал, не обратив внимания на мой вопрос:

– У меня нет больше сил. Я сижу без гроша. И мне уже все равно. Оговорю себе долю и буду получать проценты.

Наверное, ему необходимо было высказаться. И, расхаживая взад и вперед, он, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее, выложил мне всю историю.

Его звали Мигель Хосе Сапата Лавьяда. Я сообщил ему мое имя - Лефко. Эд Лефко. Его родители приехали в Штаты где-то в двадцатых годах и с тех пор сажали и убирали сахарную свеклу. Они только обрадовались, когда их старшему сыну удалось выбраться с мичиганских полей, на которых они гнули спину год за годом, - он получил небольшую стипендию для продолжения образования. Стипендия была временной, и, чтобы продолжать учиться и не умереть с голоду, он работал в гаражах, водил грузовики, стоял за прилавком и торговал щетками вразнос. Но получить диплом ему не удалось, потому что его призвали на военную службу. В армии он имел дело с радиолокационными установками, а потом его демобилизовали, и от этих лет у него не осталось ничего, кроме некоей смутной идеи. В тот момент было нетрудно подыскать приличную работу, и в конце концов он накопил достаточно, чтобы взять напрокат машину с прицепом и накупить разного списанного радиооборудования. Год назад он достиг своей цели - достиг ее, изголодавшись, исхудав и дойдя до полного нервного истощения. Но он-таки сконструировал и собрал "это".