– Смотрела, Коля.

– Ну и как? Кто же она?

Полина Антоновна взглянула издали на тетрадку.

– Имени я не нашла. "Она" да "она" пишет. А буквы мелкие... Глаза устают быстро. Возьми сам поищи.

Однако и мой поиск успехом не увенчался.

Сначала я расположился с дневником в кабинете за столом, но быстро почувствовал желание прилечь. Читать же лежа оказалось почти невозможно. Света от лампы недоставало, а верхний, от люстры, раздражал яркостью. Да и сам автор не поощрял любопытства. Буквально через страницу после сразившего Сергея объяснения он записал:

"Больше о ней ни слова".

И в самом деле, пошли записи будничные. В некоторых и я фигурировал под инициалом Н. Забавно, но ничего особенного.

Например:

"Сдал зачет".

"Целый день дождь".

"Смотрел картину "Адмирал Ушаков". Интересен Потемкин".

"Прогрипповал неделю. Читал Данилевского "Мирович".

"Н. решил ехать по назначению".

Это обо мне. Была возможность остаться в аспирантуре, но захотелось самостоятельности...

И вдруг:

"Ужасно!"

Больше ничего. Даже дата задним числом, без месяца и года: "10-е". Однако никакой тайны для меня в этой записи, увы, не содержалось. Речь шла, конечно, о смерти Михаила. Правда, я считал, что его убили двенадцатого, но и меня память подвести могла, и Сергей в потрясении мог днем ошибиться.

"Ужасно!" Именно так мы себя тогда и чувствовали... Понятно, почему Сергей не распространялся о чувствах. Они были сильнее слов...

Снова протокол. Но вот строчка:

"Она согласилась встретиться".

Строчка осталась без комментариев и продолжения. "Она" исчезла окончательно. Последней страницы в тетрадке не было. Почему-то Сергей ее вырвал. Причем неровно. Внизу остался клок бумаги. И непонятно, зачем. На предыдущей он написал:

"Перечитал. Достаточно. Финита ля..."

Ясно, что решил больше дневник не вести. Потому и чистый лист выдрал?..

В тишину врезался звонок. Благо я поставил телефон у изголовья.

Протянул руку и взял трубку. Оттуда голос Вадима сообщил:

– Это я.

– Слышу.

– Ну и как?

– Как я и предполагал.

Вадим помолчал.

– А вы старались?

– По мере сил.

Я думал, что он положит трубку в своей манере, не прощаясь, но ошибся.

– Понятно. Сил у вас не хватило. Ничего. У меня хватит.

– Неужели собираетесь продолжать?

– Раз начал...

– Поверьте, это бесполезно. Я знаю.

– Ничего вы не знаете. Я еще с козырей не ходил.

– Что это значит?

– Вундерваффе - секретное оружие.

– Не поясните?

– Зачем вам? Вас ждет солнечный юг.

Я и сам бы не прочь уже поспешить, как говорится, к месту назначения, но возникла от его слов тревога за Полину Антоновну. Что он еще задумал?

– Надеюсь, вы понимаете, что домогательства...

– Что это еще за слово? Она нас пустит - и точка.

Разговор приобретал тупиковый характер, но повесить трубку, махнуть рукой, оставить Полину Антоновну один на один с этим человком я уже не мог.

– Я пробуду здесь еще несколько дней.

– Очень приятно.

– Я хотел бы повидать вас.

Он хохотнул.

– Должок простить не можете?

Пришлось стерпеть.

– А есть надежда получить?

– Вообще-то я не из исправных плательщиков, но вы можете рассчитывать.

– Признателен. На том же месте?

– Ну, это не по протоколу. Теперь вы принимаете мое предложение. Завтра в одиннадцать у входа в пивную. Запеленговали?

Звучало это наподобие "командовать парадом буду я".

– Хорошо, - сказал я коротко.

Проснулся я не очень довольный собой. Было ощещение, что втянулся в нелепую историю, которой придал преувеличенное значение. Ну что этот неприятный парень, сторож с высшим образованием, может сделать Полине Антоновне? Ведь она, несмотря на возраст, человек-кремень. Кроме того, все равно уеду днями. Может быть, к Мазину на всякий случай обратиться?.. Тоже чушь. С его-то перегружками серьезными делами бытовыми мелочами заниматься... Да, глупо получается. Однако назвался груздем - полезай в кузов. Или махнуть рукой все-таки?