Слепцов, В.А.
Ночлег
(Подгородные сцены)
На дворе стояла оттепель, смеркалось; по опустевшим городским улицам кое-где бродил народ. Запоздавшие на базаре мужики, лежа в санях, перекликались и погоняли лошадей. На самом краю города, в харчевне виднелся огонь. У крыльца, на площадке, густо покрытой навозом, стояли извозчичьи и крестьянские сани. Свет, полосою падавший из окна, освещал шершавые бока лошадей, угрюмо мотавших мокрыми хвостами, и наблюдавшего за лошадьми мальчишку в полушубке.
Рядом с харчевнею, в ворота постоялого двора въезжали мужики. На дворе виден был фонарь, висевший на перекладине, и несколько крестьянских саней. В избе тоже светился огонь. Хозяйская работница накрывала на стол и сбирала ужин. Человек пять мужиков сидело по лавкам; один из них разувался и вытаскивал из сапог солому; другой полез было на печь, однако слез - на печи лежал хозяин пьяный. Между тем в избу всё входили вновь приехавшие мужики; понизу из двери стлался пар; в сенях хозяйка выдавала овес.
– Щец, что ли, влить, али вперед квас станете хлебать?
– спрашивала у мужиков работница.
– Мы всё станем, - отвечал один.
– Подавай, что есть, - прибавил другой.
Работница поставила на стол чашку с квасом, мужики помолились на образа и сели. Вошла хозяйка с фонарем и сказала:
– Хлеб да соль!
– Просим милости, - ответил один из мужиков, высыпая в чашку накрошенную рыбу.
– Огурчика бы, - вполголоса заметил другой.
– Нету, родимый, нету... Прокисли, - ответила хозяйка.
– Мало соли, что ли, уж не знаю. Скотине покидали, и скотина не ест. Такая мне, право, досада с этими с огурцами; кабы знала, легче бы не солила.
Мужики молча стали хлебать квас.
– Это кто ж у вас, хозяйка, на печи-то лежит?
– спросил один из сидевших за столом.
– Хозяин лежит, родимый, хозяин. Грешным делом тоже выпил, ну и спит. Незомь 5 его.
– Что ж он у вас, дерется?
– спросил другой.
– Нет, драться он не дерется, а тоже со временем озорничать лют. Черёзвый он у нас смирен; так смирен, настоящий андел, хошь паши на нем; ну а выпьет, - всех распужает.
В это время вошли только что приехавшие, помолились, сказали "хлеб да соль" и начали раздеваться.
– Кирсановски будете?
– спросил один из вновь вошедших.
– Нет, мы духовщински, - не глядя отвечал один из сидевших за столом.
– Давно ль из двора?
– Пяты сутки.
– Ну, как дорога?
– Что дорога? Дорога ноне везде одна.
– Дорога, брат, Сибирь, - добавил другой.
– Лошадей так сморили, так сморили, - ни нa что не похоже.
Ноне утром встали, вышел я лошадей попоить; а они, брат, за овес-то и не примались.
– Как не сморить. Пуще всего моча одолела. Эдакой мочи то есть и не видано. Всё норовим засветло ночевать. Теперь ночью где в зажоре застрял, беда. Пропадешь.
– Пропадешь. Долго ли до греха.
– Ночью как можно?
– сказал один, развешивая над печкою онучья.
– И днем-то не приведи господи, а не токмa что ночью. Тоже и скотину беречь нужно. Дорогой-то едешь, почитай что все на себе везешь.
– Скотину не беречь, что ж тогда будет?
– заметил один из сидевших за столом и прибавил:
– Лапши нету?
– Нет, лапши нету, - отвечала хозяйка.
– Мы картофь варили.
– Давай картофь! С чем он у вас, с маслом?
– С хлебцем, родимый. Хлеб у нас мягкий, ноне пекли.
Мужик ничего не сказал и тряхнул волосами.
– Вот, говорят, скотина, - начал мужик, сидевший в углу на лавке. Скотина, скотина, а тоже понимает, что тяжко. Везет, везет да оглянется. Я, мол, что ты? Ай подсобить? Она мордой-то вот этак. Стало быть, вот тоже понимает; сказать только не может, а ты должoн догадаться.
– Известно, скотина не скажет, - опять заметил сидевший за столом. Ну, и впрочем... Кваску бы, хозяйка.
– Сичас, сичас, - заторопилась хозяйка.
Работница накрыла на другом конце стола другой ужин. Вновь приехавшие сели.
– А солдат-то наш где?
– спросил один из них.
– Там, в возу что-то копается. Я его кликала, - ответила работница.
– Сходи, умница, покличь еще! Скажи: иди, мол, ужинать проворней.
Работница пошла было за солдатом, но встретилась с ним в дверях.
– Вот он, солдат-то, когда намочился, - говорил отставной солдат, входя в избу.
– Иди садись, - сказали ему мужики.
– Постойте, братцы; дайте срок. Уморился до смерти с товаром-то с своим. А! Хозяйка! Старушка - божий дар - здорово! Ай не узнала?