И в это время четверо темнокожих гигантов-варийцев вынесли на Арену огромную клеть из стальных прутьев толщиной с руку Рангара, на полу которой темнел какой-то бесформенный ком. Приглядевшись, Рангар понял, что это плотное темное покрывало, под которым таится живое существо.

Стон-вздох пронесся над трибунами.

Варийцы, поколдовав над массивным замком, отворили створки дверей из толстых стальных плит, и темный ком словно выпрыгнул из них - настолько быстрым получилось движение. Затем накидка взметнулась вверх и рваным облаком опала на клеть.

И тут Рангар впервые увидел своего противника.

Увидели его и зрители, и уже не вздох, а короткое сдавленное "А-ах!" выплеснулось из амфитеатра. Хотя в этом звуке слышалось скорее удивление, а не страх.

Существо, отдаленно напоминающее человека (а скорее невероятную помесь человека и паука), имело неприятный, мучнисто-белесый цвет кожи, маленькое туловище и голову, но непропорционально длинные конечности, у которых при этом было как минимум на один сустав больше, чем того требовали стандарты человеческого тела.

Рангара охватило едва ли не разочарование, однако его острые глаза разглядели под белесой кожей упругие канаты мышц, а на пальцах рук и ног огромные кривые когти, отсвечивающие почему-то как металл, а не как кость. А когда существо подняло голову и посмотрело на Рангара, он непроизвольно вздрогнул, казалось, сама смерть взглянула на него своими светящимися мертвенным красным огнем глазами.

Но то, что его дела совсем плохи, Рангар понял через мгновение, когда монстр, сделав едва уловимое движение, очутился вдруг сразу в центре Арены. Точнее, так показалось зрителям, потому что Рангар это движение поймал, но даже для него это было трудно - Глезенгх'арр двигался едва ли не быстрее самого Рангара. И снова что-то холодное и муторное шевельнулось под сердцем, и оно на миг сжалось, как перед прыжком в темноту.

Вот так-то, друг Рангар, мысленно к самому себе обратился он, вот ты и поимел достойного соперника. Точнее, заимел. Кто кого поимеет, станет ясно очень скоро... Рангар знал, что бой не будет долгим. Поединки бойцов, которые могут двигаться _настолько_ быстро, долгими не бывают.

Глезенгх'арр был абсолютно гол и не вынес с собой никакого оружия. Судьи смотрели на него с заметным страхом и растерянностью, изредка поглядывая то на ложу Императора, то вслед дюжим варийцам, покидавшим Арену с клетью.

– Вы, очевидно, удивлены отсутствием оружия и доспехов, - неожиданно чистым и звучным баритоном произнес монстр, правильно и четко произнося слова. Это произвело впечатление столь противоестественное, что судьи отшатнулись, как от удара, а из десятка тысяч зрительских глоток вырвался сдавленный возглас. Ситуацию усугубило то, что Глезенгх'арр говорил, почти не разжимая тонких, как ленточные черви, губ, к тому же голос шел как бы и не от его головы, а вообще непонятно откуда.
– Хочу не только уверить, но и убедить досточтимых судей, что оно мне не потребно.

В звучном голосе монстра прозвучала столь неприкрытая издевка, что судьи отшатнулись от него вторично. А затем случилось вот что: Глезенгх'арр вдруг исчез в том месте, где стоял; скользящая белая тень мотнулась к уже вносимой в туннель клетке; с быстротой, практически не воспринимаемой обычным глазом, выбросилась вперед длинная многосуставчатая рука со страшными серповидными когтями... и четыре глубокие борозды чуть ли не насквозь пропороли толстую сталь дверей клетки.

Не успели зрители и глазом моргнуть, как Глезенгх'арр уже стоял на прежнем месте. Трибуны исторгли стон ужаса - наконец-то и там поняли, на что способно это чудовище. Более кого бы то ни было оценил это Рангар, и из-за изрядно прохудившейся завесы в памяти всплыли слова: машина смерти. Это определение в полной мере было применимо и к нему, особенно если вспомнить его кровавый путь на Коарме. Но, пожалуй, гораздо в большей степени оно подходило этому полудемону. Он вспомнил, что ему говорил о Глезенгх'арре Алькондар, вспомнил обрывки слышанных в кабачках и тавернах разговоров, насквозь пропитанных ужасом, и мысль, беспощадная в своей очевидности, пришла к нему: остановить одну машину смерти может только другая. А еще лучше, если столкновение между ними уничтожит обе машины. Вот только одна из них уже не была собственно машиной, потому что в ее сердце отыскалось место и для дружбы, и для сострадания, и для нежности, и для любви. Оно было малым вначале в общем масштабе, это место, и чувства носили утилитарный, прикладной характер, подчиненные одной, жестко запрограммированной задаче, но затем масштаб вдруг сломался, а скорее, тот маленький уголок в его душе чудесным образом раздался вглубь и вширь, вытесняя все остальное и потеснив даже программу, и машина смерти превратилась в человека.

Человек против машины смерти, подумал Рангар, и вдруг улыбка, легкая и солнечная, тронула его губы, почти такая же, какую увидели свидетели его самого первого боя в Лиг-Ханоре с Черной Маской, только та улыбка была улыбкой веселого осознания собственного превосходства, а эта - улыбкой мудрости. И десятки тысяч зрителей, страстно желавших победы человеку, увидели эту улыбку, и теплая волна надежды согрела их сердца. Но хмурились профессионалы Дайн и его друзья, и тяжело было на душе знавшему толк в искусстве поединка Карлехару, и отчаяние рвало сердце Фишура, единственного, пожалуй, человека на трибунах, способного объективно оценить боевые возможности обоих соперников... И все больше мрачнел гранд-маг Ольгерн Орнет, вся магическая мощь которого не способна была пробить плотный туман, скрывавший ближайшее будущее двух бойцов... И молчаливые слезы катились по щекам Лады, за короткое время из провинциальной девушки превратившейся в опытного, много повидавшего воина, познавшего жизнь и смерть, но не утратившего пылкости и любви.

Тем временем судейский триумвират слегка оправился от шока, и арбитры приступили к жеребьевке видов оружия. И тут слепая судьба улыбнулась монстру. Голос главного судьи слегка дрожал, то и дело сбиваясь на фальцет, когда он объявил, что право выбора оружия - одинакового для себя и соперника - выпало Глезенгх'арру. И тут же раздался баритон монстра:

– Я уже сказал, что в любом случае буду драться без оружия, поскольку оно не увеличит моих сил. Теперь пусть и мои досточтимый противник поступит так же.