Бой шел уже за центром села. Я наметил большой дом вправо от центра села, под горкой на окраине и вышел встретить своих связистов. Однако прибывшему вместе с ними Гвардии и прочим работникам штаба дивизиона место показалось слишком удаленным от основной магистрали. Гвардия как всегда матюгнулся и зашагал к центру села. Но село уже было набито нашими войсками. Уже давно славяне перестали окапываться где-то в лесу, в поле - все устремлялись в населенные пункты, и ночью почти в каждом дворе кто-то размещался: артиллеристы, минометчики, связисты, штабы, обозы, кухни. Нашли на перекрестке улиц свободный маленький не то фпигелек, не то сторожку, и сбились все там, расположившись на ночь на полу.

До полуночи подтягивались батареи, прокладывалась телефонная связь от батарей к штабу дивизиона и на наблюдательный пункт, готовили данные для стрельбы, передавали на батареи, поджидали своего старшину с кухней, а после полуночи повалились все спать на полу, намаявшись за долгий день, оставив бдить только дежурного телефониста.

С рассветом начался бой. Немцы закрепились за рекой сразу же за селом, видимо ночью получили подкрепление и упорно сопротивлялись. Снаряды немцев рвались почти непрерывно вокруг. То и дело рвалась связь, и связисты один за одним выбегали на линии исправлять порывы. Штаб из-за частого нарушения связи почти отключился от участия в бою. Гвардия, сутулясь, чтобы не задевать потолок, в бессильной злобе шагал от стены к стене мимо телефониста. Я, чтобы не задеть самолюбие начштаба, начинаю осторожно рассуждать о том, что вот, мол, мы готовили данные для стрельбы наших батарей по селу, занятому немцами, по возможному скоплению их, то куда мы их готовили? По центру, по церкви, по перекрестку дорог. Вот так и они. А стоим мы у самого перекрестка, в центре села и больше всего снарядов залетают сюда. Гвардия, конечно, понял намек и тут же остановил мои рассуждения совсем не по печатному. Но тут на очередном его развороте у двери, когда он разворачивался к телефонисту, за дверью грохнул совсем близко снаряд. Дверь вышибло, Гвардия едва успел отскочить от нее, зазвенели стекла в оконце, и курятник наш наполнился дымом. Гвардия изобразил героическую улыбку, стряхнул с себя штукатурку, еще раз обратился к немцам по-русски и скомандовал связистам переносить связь на окраину, но не туда, где я предлагал вечером, а в район наблюдательного пункта.

В течение всего дня шел упорный бой за переправу через речку, за плацдарм на том берегу, а к вечеру нас предупредили о сдаче позиций другой части и выводе нас на отдых и пополнение.

С наступлением темноты нас сняли с фронта, сменив другими частями, и мы стали вытягиваться из села в тыл. Все управление дивизиона почему-то двигалось не с батареями на автотяге, а со своим обозом. Может быть, чтобы не отрываться далеко от своего старшины и кухни.

Впереди кто верхом, кто на телеге ехали наши командиры, а вслед за ними наши обозные повозки с хозяйственным дивизионным скарбом, а вокруг телег шагали мы, солдаты.

Погода установилась хорошая. Было сухо, светила луна своей половиной и шагали мы бодро. Правда, позади был день боя, напряженной работы, все были уставшие и хоть на ходу, но слегка подремывалось, и очень хотелось хоть немного проехать на телеге. Но телеги были груженые, лошадей мы всегда берегли, а поэтому старшина разрешил по одному (кроме ездового) запрыгивать в телеги и по очереди отдыхать. Приглашенные не стали ждать, когда их будут уговаривать. Но ведь солдат - он любопытный, если ляжет, то обязательно пощупает, а что же у него под боком. И нащупали... бочата с вином.

Надо сказать, что доселе от начала наступления вина во всех селах было в изобилии, и уже к этому попривыкли, и никто запасов себе не делал. Но тут мы вошли на территорию Венгрии, где не так далеко были знаменитые Токайские винодельческие заводы и, видимо, население само не занималось виноделием, а отвозило виноград на эти заводы. Первыми смекнули это дело наши отцы командиры. Командир дивизиона, за ним начштаба, замполит и прочие по рангам, указуя старшине на бочку вина в телегах его обоза, говорили примерно одно и то же:

–  Эта бочка моя и из нее никому, кроме меня вина, не наливать.

Но у солдатиков - то, попривыкших к вину за это, уже продолжительное время наступления, души тоже горели от жажды. Вот тут-то они и нашли способ поостудить их. Степа Даманенский, дивизионный разведчик, замечательный певец украинских песен и прекрасный тенор, соскочивши с телеги, попридержал за рукав сержанта Тарасова, маленького, со сморщенным личиком архангельского 'мужичка, командира отделения связи и что-то зашептал ему на ухо. Тот, дослушав, затрусил вперед, догнал повозку, в которой ехал наш дивизионный фельдшер и вскочил в нее, чтобы отдохнуть от ходьбы. Однако отдыхал он не долго, а всего, пока выкурили с фельдшером по самокрутке. И, соскочив с телеги, присоединился к нашей группе. Подождав, пока освободится место на задней телеге, он вскочил на нее и прилег за спиной ездового, старого украинца Тодося, как его звали его друзья ездовые.

Потом его сменил другой, третий, а потом пошло по второму кругу, по третьему...

Когда на рассвете мы подъезжали к лесочку, в котором должны были остановиться на дневку, то многие солдатики уже покачивались. Старшина смекнул, в чем дело и забегал по подводам, выведывая, где это им удалось напиться. Вскоре на задней подводе был обнаружен резиновый трубчатый жгут "позаимствованный" из санитарной сумки фельдшера и вставленный в бочку с вином вместо выбитого из нее деревянного кляпа. Отдыхавшие от ходьбы по очереди солдаты, присасывались к шлангу, насосавшись, уступали место другому и так по кругу.

Бочка - то попалась командира дивизиона. Сержант Тарасов тут же взял все на себя, да и пьяненек он был больше всех.

Ну что же? За провинность надо наказывать. Но как? Дать наряд вне очереди? А на что? На войну? Так мы и так каждый день круглосуточно на войне. Ну, не посылать же в штрафную за кружку вина. Наконец, нашли выход из положения: вырыли ровик до пояса и изобразили из нее импровизированную гауптвахту. Сняли с Тарасова ремень и погоны, посадили в этот ровик и приставили часового.