Я вышел после распродажи на улочку. Узкая была улочка, две машины едва разойдутся. Навстречу друг другу мчались, каждый по своей стороне, два тяжелых военных грузовика. Посередине ехал на велосипеде парень в мятой солдатской форме, в высоких красных ботинках парашютиста. Он напевал что-то свое, он был счастлив и не скрывал этого. Руль пошатывался туда-сюда, парень вертел педали и пел. Зеленые крытые грузовики встретились и медленно, едва не касаясь друг друга, разошлись. Как они не смяли велосипедиста, -- один Бог знает!.. А он 268"прорулил, пропетлял между ними, не переставая напевать и, казалось, даже не замечая опасности...

Я смотрел вслед ему и подумал вдруг -- вот он, образ Израиля. Крутит педали парнишка между летящих навстречу друг другу гигантов, едва держась на своем петляющем велосипеде, который такие грузовики могут свалить, даже не зацепив, одной лишь воздушной волной. Катит себе, петляя, напевая от счастья, и, кажется, вовсе не думая об опасности, подстерегающей его ежеминутно...

Я позвонил Науму, спросил, нет ли новостей? Не объявился ли кто? Яша? 269"Сергуня? Он ответил кратко: -- Едем!.. Как куда? Ты не слышал радио? В аэропорт! Ждут первую партию военнопленных. Из Египта! Кто знает, все может быть!..

3. ДЕНЬГИ ДОРОЖЕ КРОВИ?

Когда я заехал за Наумом, у его дома стоял синий 270""фиат271"" 272"Геулы, и вот мы уже проталкиваемся по узким улочкам Тель-Авива в сторону шоссе, ведущего к аэропорту 273"Лод. У Геулы немалый опыт вождения в Израиле. И, тем не менее, она время от времени вздрагивает и покрывается потом; кажется, что бои, которые завершились на 274"Голанах и в Синае, перенеслись на израильские дороги. Из боковой улицы выскакивает на полной скорости 275""бьюик276"", набитый какими-то шальными ребятами. Солдатский 277""джип" встраивается в колонну, куда и воробью не протиснуться. Шоферу-солдату показывают из других машин руками, что о нем думают... На красноватом от ржавчины "форде" надпись: "Не перегонять!!! Я из сумасшедшего дома". Его перегоняют как ни в чем не бывало: все из сумасшедшего дома!

Улицы полны народу: война позади... Распахнуты двери магазинов, а в винном толчея, как в Москве за десять минут до конца торговли.

На шоссе 278"Геула вдруг чертыхается. "Смотрите!" -- говорит. На углу стоят солдаты с короткими автоматами 279""Узи" и длинными ручными пулеметами за плечами. Топчутся сиротливой толпой. Мимо них проносятся машины, -- ни одна не берет. Во время войны достаточно было солдату поднять руку...

– - Ну, не сволочи люди280"?!-- не может успокоиться Геула и 281"прит282"ормаживает, пропуская бешено мчащиеся автомобили, чтоб подрулить к солдатам. Мы еще далеко, а солдаты оживляются, выстраиваются в очередь. Берем двоих, девчушку в зеленом берете и парня с автоматом "Калашников" в руках. Наум интересуется, почему они заранее решили, что мы подъедем.
– - У вас номер с белой каймой, -- отвечает солдат.
– - 283"Олимы всегда берут.

Мы переглядываемся с Наумом.

Они тоже едут в аэропорт встречать пленных, и я... могу ли я удержаться, не спросить, что говорили им командиры о плене?.. Можно ли сдаваться? Не сч284"итается ли это трусостью? Или, не дай Бог, изменой? Солдат, курчавый, смуглый 285"сабра, не понимает вопроса.

– - Изменой чему?

– - Ну, присяге... Родине...

Он глядит на меня недоуменно, морщит лоб, не может взять в толк, чего я от него хочу. "Сейчас!" -- говорит девушка, и вынимает из своей брезентовой сумки инструкцию на папиросной бумаге. Наум медленно переводит: -- "Пункт первый. Если дальнейшее сопротивление бесполезно -- сдавайтесь в плен. Пункт второй. Не запрещается выступать по телевидению, радио; неважно, что вы будете говорить..." Старик ты слышишь?! Мать честная!.. "неважно, что вы будете говорить, важно, чтоб было видно лицо, названо ваше имя, старайтесь назвать большее количество имен товарищей, которые находятся в плену, таким образом смогут бороться за вашу жизнь и возвращение, - через красный крест..."

– - А! Вы русские!
– - догадывается солдат. И он, и девчушка в зеленом беретике смеются.

Наум поджимает губы, разглядывает бумажку с обратной стороны: нет ли там каких-нибудь примечаний и оговорок? Нет, никаких примечаний нет, и он, пробежав инструкцию еще раз, отдает ее обратно.

– - Наум!
– - говорит Геула негромко.
– - А ведь мы действительно приехали из сумасшедшего дома!
– - Всего только из соседней палаты!
– - отвечает Наум, и теперь мы смеемся. Не очень, правда, весело.

У аэродрома половодье машин. Регулировщики загоняют наш "фиат" куда-то на траву. За барьер не пускают, но толпа все прибывает, шумит, теснясь; наконец, сносит преграду, и вот мы у края бетонного поля. Ждем на ветерке. Самолет опаздывает, я напоминаю Науму, понизив голос, слова 286"Дова: "со дна моря достанет" того, кто "добил" отца?
– - Узнали, кто таков?
– - Да!.. Тот самый, который еще до выступления отца кричал: "Не трогайте армию! Армия -- это нечто особенное287"!.."

– - 288"Дов не натворит глупостей?

Наум закуривает на ветру, прикрыв сигарету ладонью. Лишь за289"тем отвечает: -- Крикун потерял сына. В одной из ловушек Бар-Лева, которая называлась 290""Фортом291"^... 292""Нечто особенное...293"" Бог с ним!..

Кто-то из толпы кричит: -- Этот?! На горизонте появляется точка. Она растет, и вот заходит на посадку. Большой швейцарский самолет с красными крестами на фюзеляже и руле поворота. Тысячи людей подымают руки, машут цветами, платками, фуражками. Руки обнажаются порой до локтей, и я вижу на многих синие несмываемые номера гитлеровских лагерей уничтожения, "тавро еврея", как здесь говорят.