В первые годы Юрий Николаевич нередко заходил в издательство. В то время комнатушка, в которой помещалась редакция "Библиотеки", представляла собой нечто вроде клуба, который наши ближайшие сотрудники-литературоведы посещали чуть не ежедневно. Приходили в связи с теми рукописями, над которыми работали или которые рецензировали, но, конечно, шли разговоры и о последних литературных новостях и о том, что делается в "Библиотеке поэта", которая довольно часто оказывалась в трудном положении. Сколь это ни парадоксально, подчас бывало так, что сведения, почерпнутые в этих разговорах, касающиеся "Библиотеки поэта", с необычайной быстротой распространялись в ленинградских литературных кругах и вскоре возвращались к нам в сильно преувеличенном виде.

Не припомню, чтобы Юрий Николаевич вел в редакции долгие разговоры. Быть может, потому, что там всегда бывало много народа. Обычно он ограничивался вопросом, как идут дела, и, если было что-нибудь срочное, вкратце высказывал свое мнение, откладывая более подробное обсуждение до телефонного разговора или встречи.

Иногда он присылал мне письма, главным образом когда жил летом на даче, а подчас и будучи в городе, но, видимо, не желая отрываться от работы для звонка по телефону.

Приведу открытку Юрия Николаевича, датированную июлем 1932 года, посланную из-под Струг Красных.

"Арсений Георгиевич, здравствуйте. Что слышно? Как темпы? В частности, 1) что с Шиловым? 2) прислал ли хвостики Ямпольский? 3) что с хвостиком Томашевского (Дельвиг), 4) Державин в наборе ли? 5) И прочее. Вообще, большая к Вам просьба: не оставляйте меня в неизвестности и сообщайте все, даже маловажное, что Вам захочется. Всего хорошего. Привет. Юр. Тынянов".

Здесь - характерное для Юрия Николаевича стремление быть в курсе всех дел "Библиотеки поэта", вплоть до самых мелких, и не менее типичная для него лапидарность слога. (Кстати, многие письма Юрия Николаевича написаны карандашом, он утверждал, что карандашом получается короче.)

Постепенно мои посещения Юрия Николаевича сделались регулярными.

Сложился даже некий ритуал. Заслышав мой звонок или голос, Юрий Николаевич выходил, приветливо здоровался, и тут же без долгих предисловий начинались вопросы: "Что у нас делается? Какие поступили рукописи? Есть ли новые заявки? Как с печатанием?"

Последний вопрос был в то первое десятилетие существования "Библиотеки поэта" особенно острым. "Библиотека" "своей" бумаги не имела, бумага шла из общего издательского котла. Но "Издательство писателей" (а с 1935 года Ленинградское отделение издательства "Советский писатель") заинтересовано было, естественно, в том, чтобы в первую очередь выходили книги современных писателей; к тому же книги "Библиотеки" были сложны полиграфически и объемны, они пожирали тонны бумаги, с которой вообще было весьма туго. Подписанные к печати рукописи большой серии "Библиотеки поэта" залеживались в ожидании своей очереди. В таких случаях Юрий Николаевич звонил в издательство и суровым тоном требовал объяснений: "Почему книги "Библиотеки" не печатаются? Кто виноват в задержке?"

Наконец, после наших напоминаний и ходатайств, было отпущено для печатания уже подготовленных книг "Библиотеки поэта" около пятнадцати тонн бумаги. Этого хватило бы на несколько книг. О судьбе ее упоминает И. Груздев в одном из писем М. Горькому; "Получили наряд из нашей нормы, но она пошла на издание Блока как издания экспортного" 1.

В конце 30-х годов Н. А. Брыкину, бывшему в то время директором Ленотделения издательства "Советский писатель", пришла мысль печатать книги малой серии на бумажных срывах, что Юрий Николаевич приветствовал: "Пускай на срывах, - говорил он, - лишь бы выходили!" 2

1 В 1932-1936 гг. было выпущено 12-томное собрание сочинений А. Блока тиражом пять тысяч экземпляров.

2 Фактически на срывах вышла всего одна книга малой серии. Но в тот период нехватки бумаги и это было достижением.

Среди ряда задач, стоявших перед руководством "Библиотеки поэта", Юрий Николаевич считал главными надлежащий подбор сотрудников (то есть редакторов-составителей книг) и выработку типа издания.

То и другое было делом не простым.

В основном привлекались относительно молодые ученые, многих из которых Юрий Николаевич хорошо знал, а некоторые в недалеком прошлом были его учениками. "Мне говорят, - как-то сказал Юрий Николаевич, - чтобы я привлекал к работе того или того. А я буду привлекать только "по знакомству"... только тех, кого я хорошо знаю".

Но, привлекая "по знакомству", Юрий Николаевич предъявлял к будущим составителям книг "Библиотеки" весьма серьезные требования. Рассматривая поступившие заявки, он всесторонне обсуждал каждую кандидатуру. Необходимо, чтобы это был человек "надежный", то есть подготовил бы рукопись на должном уровне и в мыслимые сроки. Предпочтение оказывалось специалистам по данному автору или теме. Юрий Николаевич рассматривал установление канонического текста как настолько важную сторону работы "Библиотеки поэта", что счел необходимым специально сказать об этом в кратком предисловии ко всей серии (Державин. Стихотворения).

Для многих молодых литературоведов "Библиотека поэта" явилась школой исследовательской работы и выработки текстологических навыков.

Сложнее было со старыми, давно сложившимися учеными, которые и но знаниям и по опыту имели право на участие в работе "Библиотеки", но вызывали у Юрия Николаевича сомнения: будут ли их труды отвечать современным методологическим требованиям?

Помню, как по предложению Юрия Николаевича мы вместе с ним отправились в Пушкинский Дом просить академика А. С. Орлова, в то время заместителя директора Института русской литературы, крупного специалиста по литературе русского средневековья и XVIII века, возглавить подготовку трехтомника "Ломоносов, Сумароков, Тредиаковский". Юрий Николаевич в свойственной ему изысканно вежливой манере воздал должное эрудиции академика, разносторонности и глубине его интересов, но, выйдя, в раздумье произнес: "А не подведет ли нас академик?" Надо сказать, что опасения Юрия Николаевича оказались напрасными: трехтомник под редакцией академика А. С. Орлова отвечал высоким требованиям и был положительно оценен критикой. Правда, под началом академика Орлова работали такие серьезные ученые, как Г. А. Гуковский и П. Н. Берков.