Разве тебе становится больно, когда ты покидаешь меня?

Вслед за расставанием новая встреча, новая уплата и новый заем,

Щедрые ливни и еще щедрее урожаи.

Зелень такая богатая, кипящая жизнью, густо разрослась

у дороги,

И простерлись далеко вокруг могучие, широкие, золотые

пейзажи.

30

Все истины, что таятся в вещах, ждут, когда придет их черед,

Они не спешат на волю, но и не отвергают ее,

Им не нужно акушерских щипцов,

Ничтожное для меня так же велико, как и все остальное.

(Что может быть меньше и что может быть больше, чем простое

прикосновение руки?)

Логика и проповеди никогда не убеждают людей,

Сырость ночная глубже проникает мне в душу.

(Убеждает лишь то, что очевидно для всех,

Чего не отрицает никто.)

Я верю, что из этих комьев земли выйдут и любовники и светила.

И что святая святых есть тело мужское и женское,

Что цвет и вершина всей жизни - то чувство, какое они питают

друг к другу,

Что они должны излить это чувство на всех, покуда оно

не станет всесветным,

Покуда мы все до единого не станем в такой же мере дороги

и милы друг для друга.

31

Я верю, что листик травы не меньше поденщины звезд,

И что не хуже их муравей, и песчинка, и яйцо королька,

И что древесная лягушка - шедевр, выше которого нет,

И что ежевика достойна быть украшением небесных гостиных,

И что малейший сустав моих пальцев посрамляет всякую

машину,

И что корова, понуро жующая жвачку, превосходит любую

статую,

И что мышь - это чудо, которое может одно сразить

секстильоны неверных.

Во мне и гнейс, и уголь, и длинные нити мха, и плоды, и зерна,

и коренья, годные в пищу,

Четвероногими весь я доверху набит, птицами весь я начинен,

И хоть я неспроста отдалился от них,

Но стоит мне захотеть, я могу позвать их обратно.

Пускай они таятся или убегают,

Пускай огнедышащим горы шлют против меня свой старый

огонь,

Пускай мастодонт укрывается под своими истлевшими костями,

Пускай вещи принимают многообразные формы и удаляются

от меня на целые мили,

Пускай океан застывает зыбями и гиганты-чудовища лежат

в глубине,

Пускай птица сарыч гнездится под самым небом,

Пускай лось убегает в отдаленную чащу, пускай змея ускользает

в лианы,

Пускай пингвин с клювом-бритвой уносится к северу

на Лабрадор,

Я быстро иду по пятам, я взбираюсь на вершину к гнезду

в расселине камня.

32

Я думаю, я мог бы жить с животными, они так спокойны

и замкнуты в себе,

Я стою и смотрю на них долго-долго.

Они не скорбят, не жалуются на свой злополучный удел,

Они не плачут бессонными ночами о своих грехах,

Они не изводят меня, обсуждая свой долг перед богом,

Разочарованных нет между ними, нет одержимых бессмысленной

страстью к стяжанию,

Никто ни перед кем не преклоняет коленей, не чтит подобных

себе, тех, что жили за тысячу лет;

И нет между ними почтенных, и нет на целой земле горемык.

Этим они указуют, что они мне сродни, и я готов принять их,

Знаменья есть у них, что они - это я.

Хотел бы я знать, откуда у них эти знаменья,

Может быть, я уронил их нечаянно, проходя по той же дороге

в громадной дали времен?

Все время идя вперед, и тогда, и теперь, и вовеки,

Собирая по дороге все больше и больше,

Бесконечный, всех видов и родов, благосклонный не только к тем,

кто получает от меня сувениры,

Выхвачу того, кто полюбится мне, и вот иду с ним, как с братом

родным.

Гигантская красота жеребца, он горяч и отвечает на ласку.

Лоб у него высок, между ушами широко,

Лоснятся его тонкие ноги, хвост пылится у него по земле,

Глаза так и сверкают озорством, уши изящно выточены,

подвижные и гибкие.

Ноздри у него раздуваются, когда мои ноги обнимают его,

Его стройное тело дрожит от счастья, когда мы мчимся кругом