Тем временем в Веселоярске произошло ретардирующее [13] событие. В книге автора "Львиное сердце" (глава II) со ссылкой на классиков объясняется, что такое "ретардирующий". Тут же можем сказать только, что это событие немного затормозило ход дел и нашего повествования, но остановить не могло никак.

Что же это за событие? Может, отказ (с криками и угрозами) нового преподавателя физкультуры Пшоня идти с учениками в поле на уборку кукурузы? Или первая открытка от Недайкаши в ответ на ежедневные Гришины послания (Недайкаша ответил: "Ваш вопрос решается")? Или весть о том, что товарищ Жмак не может прибыть в Веселоярск на третью жатву по состоянию здоровья?

Да нет. Событие, собственно, было мелкое, случайное, просто бессмысленное, но задевало оно главного нашего героя, поэтому приходится о нем рассказывать.

В одно прекрасное утро (такой роскошный зачин выдуман в литературе очень давно, и грех было бы не воспользоваться им!) в Гришином кабинете появился человек, который был точной копией преподавателя физкультуры Пшоня и отличался от него только одеждой: на нем был костюм в широченную полоску, галстук в полоску еще более широкую, в руках он держал импортный плащ (серый в полоску) и черный берет.

– Здравствуйте, - сказал мужчина чуточку измененным (не таким скрипучим, как у Пшоня) голосом.

– Здравствуйте, - ответил Гриша.

– Шпинь, - сказал человек.

– Пшонь?
– уточнил Гриша.

– Нет, Шпинь, - улыбнулся гость.

– А я говорю, может, все-таки Пшонь?
– упрямо повторил Гриша.

– Я вам по буквам, - еще искреннее улыбнулся Шпинь-Пшонь, - вот слушайте: шило, пилка, ирха, нос, мягкий знак. Шпинь. Очень просто.

– А что такое ирха?
– поинтересовался Гриша.

– Специально нашел слово на "и", означает: замша из козьей кожи. Деликатнейшая замша.

– Одну минуточку, - попросил Гриша.
– Подождите, я сейчас.

– Да, пожалуйста!
– воскликнул тот, пристраивая свой плащ, свой берет и поудобнее располагаясь на диване.

Гриша выскочил к Ганне Афанасьевне.

– Наш исполнитель здесь?

– На месте.

– Пошлите его, пожалуйста, в школу, пусть посмотрит, где там этот Пшонь.

– Сейчас и послать?

– Немедленно!

Гриша возвратился в кабинет. В черта-дьявола, в переселение душ, в ведьм и домовых не верил, но все же мог предположить, что на него наслано какое-то наваждение, что на самом деле ничего не было, только примерещилось, показалось ему, и в кабинете никого нет и не было вообще никого, только видение двойника Пшоня и мерцание воздуха от слов, будто сказанных, а на самом деле лишь воображаемых.

К сожалению, мистика и чертовщина продолжались. Пшонь (или кто там такой?), рассевшись на диване, закинул ногу на ногу и помахивал нечищеным, правда из добротной кожи, башмаком.

– Государственные дела?
– посочувствовал он Грише.
– Знаю, знаю, сам не раз...

Гриша посмотрел на этого нахала. В самом деле Пшонь, только переодетый!

– Послушайте, - сказал он, - вы ведь по физкультуре, если не ошибаюсь?

– Ошибаетесь, да еще и глубоко!
– добродушно хохотнул тот.
– Я по культуре, но без всяких "физ"! А про вас откуда? Очень просто. Был тут такой товарищ - Тавромахиенко?

"Ну, гадство, - подумал Гриша, - уже, наверное, и об этом есть заявление. А Пшонь откуда-то пронюхал - и потому весь этот маскарад".

Вслух он произнес:

– Я уже и не помню...

– Да он тут у вас метеорно! Промелькнул - и нет. Несерьезный человек. Но запомнил. Все там, говорит, самое передовое и показательное. Только, говорит, ощущается нехватка чего-то, а чего именно, говорит, не пойму.

Гриша слушал и не слушал, потому что в голове у него вертелось только одно: "Пшонь или не Пшонь? Еще одно заявление или не заявление?"

– Послушайте, - неожиданно прервал он пришельца, - вы тут что-то говорили о козьей замше...

– Про ирху?

– Вот-вот... Может, вы относительно козьей фермы?

– Козьей фермы? Не интересуюсь. У меня сферы намного выше. Благороднее. Вот я вас спрошу. Каким должно быть искусство?

– Искусство?

Переход от коз к искусству был таким неожиданным, что Гриша растерялся.

– Вот именно: искусство!
– торжествовал Шпинь-Пшонь.
– Не можете сказать? И не требую. Никто так сгоряча не скажет. А я скажу. Искусство должно быть чистым. Никаких примесей! Чистым и гордым. Это вам говорю я!