Она подчинилась нарастающему ритму, и мучительно-сладкое напряжение, которое она уже испытала в самом начале, усилилось. Они двигались все быстрее, Рэнд все глубже проникал в нее, и Джоселин прижималась к нему все плотнее. Ее дыхание вырывалось короткими резкими толчками, кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось в груди, и она слышала стук его бившегося в унисон сердца. И когда она решила, что больше не выдержит ни мгновения и просто умрет, если только сию секунду не достигнет прекрасной ускользающей вершины, к которой стремительно неслась, она вся словно разлетелась на тысячу осколков.

Джоселин выгнула спину, тело ее содрогнулось, и волны экстаза прокатились по нему с такой сокрушительной мощью, что она едва не задохнулась. Он сделал еще одно сильное движение вглубь и, тоже охваченный дрожью, застонал от мучительной радости.

Потом, не выпуская ее из рук, перекатился на бок, и они долго лежали, прижавшись друг к другу, пытаясь отдышаться, ожидая, когда успокоится сердце и внешний мир перестанет стремительно вращаться вокруг.

Наконец Рэнд выпустил ее и приподнялся на локте. Рубашка клочьями свисала с его плеч, он смотрел на Джоселин изумленно и радостно.

– Вот уж не так я представлял себе наш первый раз!

– Да? – Она лениво улыбнулась, испытывая удивительное чувство насыщения. Ей хотелось только лежать, и ничего больше. Но может быть, ей все-таки чего-то недоставало? – Что же ты представлял?

– Ну, не знаю. Я думал, – усмехнулся он, – что все произойдет в супружеской постели. Хотел сделать это событие…

– Незабываемым? – Она протянула руку и ухватила пальцами болтающийся клочок его рубашки. – Я знаю, что никогда этого не забуду.

– Все было замечательно.

– Да. – Она привлекла мужа к себе, отыскивая его губы. – Вы знаете толк в игре, милорд…

О принцах и принцессах и прочих связанных с ними предметах. Написан леди Джоселин Шелтон в возрасте десяти лет

Принцесса должна есть конфеты не чаще одного раза в день, даже если она их очень любит. А то она растолстеет и перестанет быть привлекательной. И у нее никогда не должны расти усы.

Принцесса не должна быть тщеславной, даже если она очень-очень хорошенькая.

Принцесса должна быть доброй и сердечной и не должна повелевать, чтобы кому-то отрубали голову, если только это не очень-очень плохой человек. Но и тогда лучше отправлять таких людей на необитаемый остров посереди океана, где они могут быть плохими сколько захотят и это никому не помешает.

У принцессы должно быть много сверкающих бриллиантов чистой воды, но она не должна задаваться перед простыми девушками, даже если они раньше задавались перед ней. У принцессы должно быть всегда много фрейлин и служанок, и она должна быть всегда с ними доброй и дарить им свои старые платья.

И она должна быть готова отказаться от всего, что у нее есть, ради своего принца.

– Мой супруг и господин!

Джоселин потерлась носом об ухо спящего мужа. Прошло уже три потрясающе счастливых дня и три не менее счастливых ночи с тех пор, как они играли на бильярде, но Джоселин все было мало. Ей хотелось находиться рядом с ним каждое мгновение дня и проводить в его объятиях каждую ночь.

Она приподнялась на локте. Ей страшно нравилось разглядывать его спящего, но ей нравилось смотреть на него, чем бы он ни занимался. Нравилось, как он двигается – легко и гибко, как смеется – непосредственно, от души, и спит – мирно, как дитя.

И как он делает ее счастливой.

А Джоселин никогда не была так счастлива, ей и не снилось, что можно испытать нечто подобное. Последние несколько дней она не переставала гадать – что такого она сделала в своей жизни, чтобы это заслужить? Конечно, она не была настолько мелочной и испорченной, какой сначала счел ее Рэнд, но была и не настолько хорошей, чтобы удостоиться нынешнего блаженства.

Правда, она не получила того титула и состояния, о которых всегда мечтала, но, как ни странно, это уже ровным счетом ничего не значило.

Несомненно, это была любовь. Джоселин, конечно, не могла знать наверняка, но что же еще это могло быть?

Чуда соединения с любимым человеком достаточно, чтобы изменить взгляд на жизнь у любой женщины, по даже восторги страсти, которые можно испытать в постели, или на бильярдном столе, или на конюшне, или в том прелестном уединенном уголке у озера, не вполне объясняли владевшее ею душевное смятение. Это чувство было одновременно сладостным и настороженным, трепетным и яростным. Ей постоянно хотелось смеяться от радости.