Его лицо не дрогнуло, голос был полон тревожных предчувствий.

– Он старый человек, Джоселин. Да, он казался вполне здоровым, но последнюю болезнь перенес очень тяжело. Не знаю… Что, если он… – Рэнд покачал головой и глубоко вздохнул, словно готовя себя к неизбежному. – Просто не знаю.

Он прижал жену к себе, и они замерли в молчаливом объятии. Большего утешения Джоселин не могла ему предложить. По крайней мере, долго беспокоиться о Найджеле ему не придется. Приехав в замок, он тут же узнает правду, во всяком случае, в той части, что касается его дяди.

Рэнд выпустил ее с неохотой, которую Джоселин вполне разделяла.

– Мне пора в путь.

Он в два счета оделся и собрался. Перед тем как уйти, еще раз привлек ее к себе и крепко поцеловал.

– Страшно не хочется покидать тебя, но… – Джоселин закрыла мужу рот поцелуем, затем отодвинулась и заглянула ему в глаза.

– Я знаю.

– Что бы там ни случилось, я перенесу все легче, зная, что ты дожидаешься моего возвращения.

Она с трудом проглотила слюну.

– Я мог бы взять тебя с собой…

Одну секунду Джоселин колебалась, готовая махнуть на все рукой и согласиться. Бежать, бежать вместе с Рэндом без оглядки как можно дальше от козней Алексиса и не останавливаясь… Но позволит ли им это коварный принц? Не поспешит ли привести в действие свои угрозы относительно Рэнда? И Джоселин покачала головой.

– В одиночку ты доберешься быстрее.

Рэнд кивнул и открыл дверь. Ее охватила паника. Она удержала его за руку, заглянула в глаза.

– Не важно, что мы расстаемся, – вырвалось у Джоселин. – Несмотря на все расстояние, которое нас разъединит, знай, что я всегда буду любить тебя! Обещай, что не забудешь это.

Он несколько озадаченно улыбнулся, поднес руку жены к губам и сказал вслух то, что она одновременно прочла в его взгляде:

– Я обещаю.

– Ну а теперь поезжай, – прошептала она.

Рэнд кивнул и вышел. Джоселин бессильно прислонилась к дверному косяку и позволила слезам прорваться наружу. Но только на минуту. Некогда было предаваться горю. Она нетерпеливо хлопнула себя по щекам, заперла дверь, подошла к окну и встала, рассеянно крутя на пальце перстень. Почти сразу же Рэнд появился внизу на улице, сел на лошадь и поскакал, не оглянувшись назад. Ну и что же? Ведь он понятия не имел, что тревожиться надо главным образом о том, что он оставляет дома.

Джоселин отошла от окна, умылась, быстро переоделась в платье, которое достала из сумки. Платье, пролежавшее несколько дней в свернутом виде, сильно помялось, но сейчас ей было безразлично, как она выглядит. Она машинально отметила иронию ситуации, которую, несомненно, оценила бы тетя Луэлла, и вызывающе нацепила на нос очки. Если ее потащат через половину Европы, она предпочитает видеть, куда направляется.

Джоселин хотела уже застегнуть сумку, но тут вспомнила, что завернутый в бумагу портрет дедушки Рэнда все еще внутри. Она достала сверток и поставила на пол, прислонив к стене. Жаль, что нельзя с его помощью передать сообщение Рэнду, дать ему знать, что случилось на самом деле. Она сомневалась, стоит ли оставлять письменное послание – кто знает, в чьи руки оно может попасть. А Алексис высказался весьма недвусмысленно по поводу того, что можно, а что нельзя говорить Рэнду.

Джоселин выглянула в окно. Рэнд упомянул, что люди, охраняющие дом, уйдут на рассвете. Поскольку Алексис планировал покинуть Лондон утром, ее муж не сомневался, что угрожавшая ей опасность исчезнет вместе с принцем.

Экипаж еще не прибыл, и Джоселин знала, что у нее остается в запасе несколько драгоценных минут, чтобы придумать что-нибудь. Она прошлась по комнате, машинально вращая свой перстень. В долгие часы бессонницы ей следовало разработать собственный план в противовес плану Алексиса – это было бы куда полезнее, чем сокрушаться впустую и жалеть себя. Черт возьми, наверное, она вовсе не умна! А то, что хорошенькая, – от этого сейчас нет никакого проку.

Джоселин еще раз выглянула в окно, и у нее упало сердце. В конце улицы показался экипаж. Времени не оставалось. Джоселин схватила сумку и направилась к двери. Она протянула руку, чтобы открыть ее, сапфир на пальце, попав в луч света, ярко вспыхнул и привлек ее внимание. Джоселин поклялась, что никогда не расстанется с ним. А что, если снять его? Та женщина, которой она была еще несколько недель назад, носила бы перстень ради его красоты и ценности. Та женщина, какой она стала, ценила в нем только его тайное значение.

Поймет ли Рэнд разницу?

Джоселин сняла перстень, прошла через комнату, положила его на столик рядом с кроватью и повернулась, чтобы идти. Она молилась про себя, чтобы муж правильно понял то, что она хотела этим сказать.

– Джоселин! – Рэнд распахнул дверь своего лондонского дома и быстро вошел в холл. Он уехал всего три дня назад, и мысль о том, что ожидает его дома, пугала его так, как мало что пугало на войне.

– Джоселин! – крикнул следовавший за ним по пятам Ричард.