— Тебе язык подвесили, чтобы пользоваться им как метлой? Тогда тебе не в милиции работать, а в собесе.

— А я что? Я ничего, — растерялся юноша и снова сделался красный, как помидор.

— Ой как интересно! У вас есть экземпляр незаконченного романа? — словно не заметив перепалки между молодыми милиционерами, воскликнула журналистка.

— Не важно, — пробурчал Слава.

— Вы не имеете права скрывать это от почитателей таланта покойного. Это же гуманитарное преступление, — закричала в микрофон Тихонева. — Покажите нам этот роман. Радиослушатели его не увидят, но я донесу до них мое впечатление.

— Впечатление от чего? — усмехнулся Слава. Белобрысая дамочка начинала его раздражать.

— От того, что держу в руках последнюю рукопись известного писателя, никем еще не прочитанный роман «Спаситель Мира», — выпалила Елизавета.

— Откуда вам известно его название? — насторожился старший лейтенант.

— Из интервью писателя. Он же говорил об этом романе, — выкрутилась журналистка, но Синицын был уверен, что она врет.

«Больно наигрывает. Что-то мне в ней не нравится», — подумал он и резко ответил:

— У меня этого текста больше нет. Я его отдал.

— Кому? — завопила Елизавета.

— Обратитесь к Светлане Рачевской. Ее издательство имеет договор на последний роман писателя и обладает правами на его электронный вариант, — ушел от ответа старший лейтенант.

Тихонева выключила магнитофон и посмотрела на часы. Голос ее теперь звучал сухо и безразлично:

— Мальчики, у меня через двадцать пять минут прямой эфир. Могу подбросить, если успею…

— Сами доберемся, — отказался Синицын. — Мы проводим вас до машины.

— Не стоит. Допивайте кофе, доедайте пирожные. За все уплачено, — поговорила журналистка и быстро зашагала к выходу.

— Ты чего варежку развязал? — проследив за тем, как Тихонева, повиливая бедрами, исчезла за дверью, набросился на Тему Синицын.

— А что я такого сказал? — попытался оправдываться Тема.

— Зачем трепаться о тексте незаконченного романа? Я читаю его в интересах следствия и очень не хочу, чтобы об этом знали посторонние. А эта Елизавета Тихонева — штучка та еще.

— Какая Тихонева? — удивился стажер.

— Ты что, сбрендил? Или от капучино крыша поплыла? Такая, которая сейчас встала с этого стула.

— Странно, — задумался Тема.

— Что тебе странно, студент прохладной жизни? — поморщился Синицын. Больше всего на свете его бесило тупоумие.

— Я, когда мы проходили вахтера, заглянул в ее пропуск. Там точно было написано — Луиза Чихоненко. А вовсе не Елизавета Тихонева, — припомнил Лапин.

— Ничего себе виражи! Ты точно это видел? Чего же тогда не удивился, что я ее называю по-другому?

— А вы ее при мне никак не называли.

— Может, и не называл. — Синицын не хотел пользоваться фамильярным Элиз, а выговаривать Елизавета ему было противно. —Не путаешь, стажер?

— С моим ростом заглянуть к ней в руки труда не составило. Посмотрел я машинально, а зрительная память у меня есть. Точно говорю, в документе значилось «Луиза Чихоненко», и карточка была ее. А вы сами у нее удостоверение не спрашивали?

Тут уже смутился Синицын:

— Эту бабу Саня Рушало привел. Я подумал, что они на проходной ее докуметы просветили.

— Рушало, Чихоненко… Она с ним пару слов на мове сгутарила, и он обо всем забыл, — предположил стажер.

— Может быть… — задумчиво согласился Слава. — Выходит, мы оба мудаки. — Сделав такое заключение, Синицын торжественно пожал стажеру руку.

Они допили под остывший кофе, аккуратно ложечками расправились с пирожными и покинули прокуренный зал бара Центрального дома работников искусств.

Оказавшись на «свежем воздухе» Пушечной улицы, Слава ткнул Тему пальцем в живот, как поступал с ним Лебедев, и взял его за пуговицу:

— Вот что, студент. Езжай на Суворовский бульвар в Союз журналистов и выуди все об этой дамочке. Понял?

— Так точно, старший лейтенант, — улыбнулся Лапин и зашагал к метро.

Синицын добрался до райотдела на троллейбусе. Рабочий день заканчивался.

Молодой следователь заперся в кабинете и открыл роман Каребина.

С моря дул легкий бриз, и в открытом море «Альму» изрядно мотало. Но в фиорде бухту прикрывал гранит скалистого берега, и волна тут гасла. Небольшая, видавшая виды паровая посудина шла из Риги в Стокгольм с грузом латышского бекона и завернула к финским берегам, чтобы оставить здесь двух пассажиров.