– Эх, Яновского нет!

Земсков наклонился к Николаеву:

– Ты мне веришь? Знаешь меня?

– Ну?

– Так вот, оставайся в дивизионе, иначе может произойти черт знает что. После смерти Арсеньева люди в растерянности, а положение в сущности не такое сложное, как кажется Будакову. За машиной пойду я. Как стемнеет, выйду с Косотрубом. Предупреди его и больше никому - ни слова.

– Так ты же арестован...

– Ты что, серьезно? Я буду здесь сидеть в такой момент?

Николаев ушел, а Земсков растянулся на кровати без матраца. "Надо бы поесть, - подумал он, - забыл сказать Николаеву, чтобы принесли".

Земсков пытался уснуть, но это не удавалось. Перед глазами стояло лицо Арсеньева - не мертвого, а там на кургане, в Павловском, когда он давал Земскову свое последнее приказание. "И еще говорят - смелого смерть не берет. Глупости! Только смелый умирает, как человек, а трус, как баран на бойне".

Меньше всего думал Земсков о собственном положении. Этот арест казался ему дурацкой шуткой при самых неподходящих обстоятельствах. Ему не пришло в голову и то, что его самовольный выход на поиски пропавшей машины смогут изобразить, как попытку скрыться от трибунала. Постепенно мысли его тускнели. Представилось озабоченное лицо матери, когда Андрей пришел с фонарями под глазами и разбитым носом после первого урока бокса. Она тогда ничего не сказала, тут же поверила, что ее сын не подрался где-нибудь у пивной. Вспомнилась ленинградская квартира, взорванная бомбой во время блокады. Потом ему показалось, что он идет по проспекту Майорова, поворачивает к Исаакию. На соборе развеваются морские флаги, огромные, как облака. И тут же он оказался внутри собора, в кабине пулеметной машины. К дверке кабины подошла Зоя. Она просила, чтобы Андрей взял ее на передовую, только у Зои был не ее голос. Это голос Людмилы - глубокий, протяжный. Он понял, что это действительно Людмила. Как она попала в Ленинград? Ему стало спокойно и хорошо. Машина исчезла. Они были в шалаше, завешенном плащ-палаткой. Андрей пытался обнять Людмилу, но она отталкивала его, повторяя его имя.

Земсков открыл глаза и тут же вскочил на ноги. Солнце уже село. Кроны деревьев за окном чернели на розовом фоне неба. Рядом с Земсковым стояла Людмила.

– Ты? Я думал, ты мне снишься, - он протер глаза кулаками.
– Крепко я спал?

– Нет. Жалко было будить. Только дотронулась, и ты вскочил. Слушай, Андрей, Будаков пытался связаться с Яновским, потом с дивизией, теперь пробует с опергруппой. Текст радиограммы мне ребята показали. Написано, что полк попал в окружение из-за ложных данных разведки, что Будаков принял командование после смерти Арсеньева, а тебя арестовал, причем ты оказал вооруженное сопротивление.

– Черт с ним, Людмила! Сейчас есть дела поважнее.

– Знаю, но ты понимаешь - после такой радиограммы он легко пристрелит тебя, потом скажет, что ты хотел убежать. Он же ненавидит тебя.

– Глупости! Не посмеет. Присядь-ка...

– Нет, ты садись. Раньше всего поешь. Вот консервы, хлеб. Выпить хочешь?

Земсков с благодарностью посмотрел на нее. Пить он не стал, но фляжку подвесил к поясу. Пригодится. Пока он ел, Людмила рассказывала:

– Кругом все тихо, но когда Бодров сунулся к Павловскому, сразу наткнулся на заставу. Будаков хотел похоронить Арсеньева здесь. Николаев и другие не допустили. Положили его не в снарядный ящик, а в настоящий гроб и обили кругом цинком из патронных коробок, чтобы можно было далеко везти. А мне все кажется, он войдет сейчас, подаст команду, и сразу - все в порядке: "Полный вперед!"

Земсков взял ее за руку:

– Людмила, ты знаешь про флаг?

– Все знаю. Даже то, что ты собрался в Павловский. Мне Валерка сказал. И я иду с вами.

– Это ты брось!
– Земсков не на шутку рассердился.
– Вот болтун проклятый! Завалит все дело.

– Андрюша, - она села рядом с ним, - так он же только мне. Мне! Понимаешь? И ты не спорь. Я иду с вами. Я здесь знаю каждую балочку, каждый кустик. И знакомые у меня тут есть, если придется прятаться.

Земсков отрицательно покачал головой:

– Сказано - нет.

– Сказано - да! Можешь меня не брать, все равно пойду за вами. Ты помнишь, Андрей, еще в Егорлыке я просила взять меня с собой. Ты сказал: в другой раз. Я уже тогда... Не то говорю. А в Майкопе? Разве я струсила? Она вцепилась в его руки.
– Возьми меня, Андрей. Увидишь, я пригожусь!

Земсков кивнул головой:

– Хорошо. Пойдешь. Когда совсем стемнеет, ждите меня с Валеркой вон там на огороде, у колодца. Пусть возьмет три автомата с запасными дисками, килограмма два тола и обязательно метра полтора бикфордова шнура. Гранат "Ф-1" - штук шесть и противотанковых столько же. Нет, не дотащишь.

– Я не дотащу? Что еще брать с собой?

– Остальное он знает. Да, зайди еще к Сомину. Возьми у него мой парабеллум. Володе можешь рассказать, но так, чтобы никто не слышал. Все ясно? Отправляйся.

– Есть, товарищ гвардии капитан!

– Ну, иди, гвардии Людмила!
– он ласково хлопнул ее по плечу. Погоди, часовой стоит?

– Стоит. Автоматчик Петька из взвода Горича.

– Как же ты прошла?

– Залезла на сарай, оттуда на крышу и через слуховое окошко. Очень просто. Он бы меня пропустил, конечно, только на черта он нужен с его вопросами!

Земсков рассмеялся:

– У тебя уже опыт по части чердаков. Обратно так не иди. Подозрительно. Валяй прямо в двери. Пусть думает, что у нас роман.

Людмила вздохнула:

– Пусть думает...

Часовой беспрепятственно пропустил ее, а через час, когда было уже темно, Земсков выбрался по способу Людмилы.

Косотруб и Людмила ждали его в условленном месте. На обоих были надеты маскировочные комбинезоны.

– Все тихо?
– спросил Земсков, натягивая комбинезон.