20

С обнаженным мечом в руке шагал я по главной улице горевшей Трои, утро потемнело от дыма костров и пожарищ... Порожденных огнем, который разжег я. Причитания и рыдания женщин раздавались повсюду, мужчины разражались воплями и грубым хохотом.

Рядом обрушилась кровля, взметнувшаяся туча искр заставила меня отступить на несколько шагов. Быть может, это тот самый дом, в котором я переночевал; впрочем, утверждать наверняка было сложно.

Я поднимался по улице, грязной от пыли и сажи, забрызганной кровью троянцев. В канаве посреди улицы алела красная жидкость.

Двое детей с криком бросились мимо меня. Трое пьяных ахейцев со смехом преследовали их. Я узнал одного из них: гиганта Аякса, не выпускавшего из рук огромного кувшина с вином.

– Возвращайтесь!
– вопил он пьяным голосом.
– Мы не причиним вам вреда!

Но дети исчезли в дыму, свернув в переулок.

Я поднимался к дворцу, мимо базара, лавки теперь полыхали столь яростно, что у меня на руках даже потрескивали волоски... Мимо груды тел, возле которой немногие из троянцев еще пытались задержать нападавших. Наконец я достиг ступеней перед дворцом, которые тоже устилали поверженные тела. На верхней ступени, припав к одной из массивных каменных колонн, сидел Политос. Он рыдал.

Я бросился к нему:

– Ты ранен?

– Да, - проговорил он, качая седой головой.
– Ранена моя душа.

Я облегченно вздохнул.

– Взгляни: всюду смерть и огонь. Неужели для этого живут мужи? Чтобы уподобляться дикому зверью?

– Да, - ответил я и, схватив старика за костлявое плечо, выкрикнул: Да, случается, что мужи ведут себя подобно животным. А иногда поступают, как велят им боги. Люди могут построить дивные города и сжечь их. Ну и что же с того?
– говорят боги, такова наша воля, не пытайся понять нас, просто смирись с тем, каковы мы.

Политос поднял на меня глаза, покрасневшие от слез и дыма.

– Итак, мы должны смиренно принимать судьбу... Покоряться прихотям богов... И плясать под их дудку, когда они потянут за веревочку! Неужели это говоришь мне ты?

– Богов нет, Политос. Есть только злые и жестокие создания, смеющиеся над нашей болью.

– Нет богов? Этого не может быть. Наше существование должно иметь причину. Должен же быть порядок во вселенной!

– Мы делаем то, что нам приходится делать, мудрец, - буркнул я мрачно.
– Мы повинуемся богам, когда у нас не остается выбора.

– Ты говоришь загадками, Орион.

– Возвращайся в лагерь, старик. Здесь тебе не место. Того и гляди, какой-нибудь пьяный ахеец примет тебя за троянца.

Но он не пошевелился, лишь прислонился к колонне.

Я заметил, что некогда ярко-красная краска на ней потемнела и кто-то уже выцарапал острием меча имя - Терсит.

– До встречи в лагере, - напомнил я.

Он грустно кивнул:

– Да, до встречи... В час, когда могучий Агамемнон будет делить добычу и решит, сколько женщин и сокровищ понадобится ему самому.

– Ступай в лагерь, - сказал я еще решительнее.
– Немедленно. Это не совет, Политос, а приказ.

Он глубоко вздохнул и выдохнул воздух, а потом неторопливо поднялся на ноги.

– Возьми этот знак.
– Я передал ему браслет, который мне вручил Одиссей.
– Будешь предъявлять его любому пьяному грубияну, который захочет снести твою голову с плеч.

Он без слов принял вещицу, она оказалась велика для его худой руки, поэтому он нацепил браслет на тощую шею. Я расхохотался.

– Ты смеешься в гибнущем городе, - проговорил Политос.
– Господин мой, ты становишься настоящим ахейцем.

Он неуверенно принялся спускаться по ступеням - похоже было, что этому человеку все равно, куда идти.

Я вошел в зал, вдоль стен которого выстроились изваяния, ахейские воины уже отдавали распоряжения слугам, приказывая им брать богов и относить статуи к кораблям. А потом направился в тот открытый дворик, некогда бывший таким очаровательным. Теперь повсюду валялись сброшенные и разбитые горшки, затоптанные цветы; многочисленные трупы заливали кровью траву. Крохотная статуя Афины исчезла. Огромная фигура Аполлона валялась разбитая на куски. С мрачным удовольствием я ухмыльнулся, увидев обломки.

Одно из крыльев дворца уже полыхало. Я видел, как огонь вырывается из окон, потом закрыл ненадолго глаза, пытаясь припомнить, где находятся покои, в которых Елена беседовала со мной... Но как раз там теперь бушевало пламя.

На балконе над моей головой послышались крики и проклятия. Зазвенел металл о металл. Битва все еще продолжалась.

– Женщины царской семьи заперлись в храме Афродиты, - услышал я за спиной голос ахейца.
– Живей!

Воин говорил так, словно его пригласили на вечеринку, а он опоздал; или же просто спешил вернуться на свое место в театре, прежде чем занавес откроется и начнется последний акт трагедии.