"Важно, благородно промелькнул наш желанный платило со скорым поездом. Остается смотреть вдаль, раскинув свои глазные пупыри на плоскогорье небесного свода, и ждать бесконечного предания самих себя обалдению.

Заступись за нас!"

"Гудок", 10 декабря 1924г.

РЕВИЗИЯ

(из рабкоровских сцен с натуры)

Дверь станционного помещения скрылась и впустила ревизора, а за ревизором ввалилось бледное станционное население.

Ревизор, впрочем, произвел не страшное, а скорее приятное впечатление. Он был гладенько выбрит, почему-то пахнул резедой, руки его были сложены на животике, и животик этот колыхался, а левая ножка прихрамывала, как простреленная. Кроме того, он смеялся оригинальным образом - с треском и звоном, как будто внутри у него помещался музыкальный ящик.

– Только в управлении Западных таких и делают!
– восторженно шепнул один конторщик другому.

Начал ревизию ревизор с того, что выпустил свою музыку:

– Хе-хе-хе, - а затем заиграл дальше: - А у вас здесь очень мило... Столики, окошечки, бумажки... Э-э-э... это что такое?

– Конторские книги, - отрапортовал начальник станции.

– Очень, очень красивые. Тяжелые какие. А-а... э... это что такое? Рядом с книгами? Черненькое... кругленькое?

– Чернильница, - отрапортовал начальник станции.

– Помилуйте, какая же чернильница! Что вы, мой дорогой!.. Которая с бантом?

– Это конторщица, - удивленно ответил начальник станции.

– Очень, очень мила.

Тут ревизор насадил на нос пенсне и через все помещение проследовал непосредственно к конторщице. Левая ножка его при этом запрыгала, как на пружине.

– Драсте, товарищ!

– Здравствуйте, - ответила конторщица, почему-то густо краснея.

– Трудитесь все? Очень, очень хорошо. Пишете?

– Пишу, - ответила конторщица замогильным голосом.

– Что же вы пишете, милая?
– спросил ревизор и изогнулся у стола.

– Все, что ни прикажут, - ответила конторщица почтительно.

– Э-э-э... Да вы послушная, как я вижу. Это хорошо! А это что такое?

– Кавычки, - ответила конторщица.

– Какая прелесть! Никогда не видал таких красивых кавычек. Только такой ручной и можно вывести такие прелестные кавычки. Чья это ручка, позвольте узнать?

– Казенная, - ответила конторщица, а потом добавила, еще гуще краснея: - А это моя собственная. Не трогайте.

– Очень, очень милая ручка. Такой бы ручке да маникюрчик, а она кавычки тут всякие пишет! И глазки. Ваше как имя, товарищ конторщица?

– Анна, - ответила конторщица.

– Анютины глазки, стало быть! Хе-хе... Ги-ги!

– Ги-ги?!
– очень удивленно отозвались станционные.

– Ну, хорошо, не буду вам мешать. Я вижу, что у вас все в порядке. Тетради... Книги... Очень, очень мило. Ну-с, итак, всего лучшего. Оревуар!

– Честь имеем кланяться, - отозвались станционные и, почтительно расступившись, пропустили ревизора. Он торжественно прошел в дверь и отбыл.

Когда дверь за ним закрылась, начальник станции развел руками и заявил:

т - Сорок пять лет живу на свете и ничего подобного никогда не видел. Вот это ревизор так ревизор!

– Легкая личность, - согласились все и разошлись по своим домам.

"Гудок", 24 января 1925 г.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ СТЕНГАЗЕТЫ

(ее собственный дневник)

Я - стенгазета. Издаюсь на ст. Павлоград Южных жел. дор. Зовут меня "Клевак". Имя, может быть, и не особо красивое, но рабочее. Так меня окрестил мой папаша - профкружок в честь инструмента, которым вытягивают гнилые шпалы из-под пути.

*

В начале моей жизни (в декабре 1923 года) меня писали на больших листах в пяти экземплярах, причем я висела на всех стенах.

*

Через некоторое время меня стали писать на трех листах, а потом на одном. Причем мой заголовок нарисовали на доске, а статьи на листах бумаги приклеивали на нее. Из двухнедельной меня сделали постоянной и на старые новости наклеивали новые новости. Жаль только, что вися под постоянным заголовком, я никуда из месткома не выходила.

*

В одно прекрасное время вместо новостей на мне почему-то появились объявления, и притом в таком количестве, что я совершенно ослепла. Невероятно воняло клеем, и как сквозь сон я слышала, что мой профкружок распался к чертям

*

Однажды летом 1924 года я слышала разговор, что будто бы меня берется издавать ячейка комсомола.

*

И точно: однажды утром с меня содрали все бельмы, и я вижу, что передо мной стоит секретарь месткома и внимательно смотрит на меня. Проходили всякие люди и спрашивали:

– Чего ты смотришь?

Он ответил:

– Я хочу раскрасить ее попривлекательнее и поидейнее, но рисовать совершенно не умею.

*

Тем не менее, не умея рисовать, он нарисовал эскиз идейного содержания, потратил на это дело восемь дней.