– Какой негодяй распустил слух, что наш клуб никуда не годится? воскликнул завклубом.

– Это враги наши говорят, - ответил член правления Колотушкин.

– Свиньи, свиньи, - качая головой, заметил заведующий, - вот-с, не угодно ли: приход от платных спектаклей - 248 р. 89 к., а расход - 140 р. 89 к. В остатке, стало быть, 109 рубликов чистейшей пользы. И не будь я заведующий, если я их не употреблю...

Тут дверь открылась и вошел заведующий передвижным театром.

– Драсте, - сказал он.
– братцы, сел я в лужу. Нету у меня денег. Пропал я! Застрелюсь я!..

– Не делай этого, - ужаснулся заведующий, - твоя жизнь нужна родине. Сколько тебе нужно?

– 10 рублей, или я отравлюсь цианистым калием.

– На, - сказал великодушный заведующий, - только не губи свою душу. И пиши расписку.

Завтеатром сел и написал:

"Прошу 10 рублей до следующего моего приезда в Себеж".

А заведующий написал: "Выдать".

– Вы спасли мне жизнь!
– воскликнул театральщик и исчез.

Засим пришел гражданин Балаболин и спросил:

– Веревку от занавеса не дадите ли мне, друзья, на полчасика?

– Зачем?
– изумились клубные.

– Повешусь. Имею долг чести, а платить нечем,

– Пиши!

Балаболин написал: "Прошу на два дня"...

Получил резолюцию Колотушкина и пять рублей и исчез.

Пришел Пидорин и написал:

"До получения жалования"...

Получил 30 рублей и исчез.

Пришел Елистратов с запиской от Пидорина, написал:

"В счет жалования"...

И, получив 20 рублей, исчез.

Затем пришел фортепьянный настройщик и сказал:

– На вашем фортепьяне, вероятно, ногами играли или жезлами путевыми. Как стерва дребезжит.

– Что ты говоришь?
– ужаснулись клубники.
– Чини его скорей!

– 55 рублей будет стоить, - сказал мастер.

Написали смету, а в конце приписали:

"По окончании ремонта заставить настройщика сыграть увертюру Шопена и на дорогу выпить добрую чарку".

Не успел фортепьянщик доиграть Шопена и допить чарку, как открылась дверь и ввалилось сразу несколько:

– Нету, нету больше, - закричал заведующий и замахал рукой, - чисто!

– Нам и не надо, - гробовым голосом ответили ввалившиеся и добавили: Мы ревизионная комиссия. Наступило молчание.

– Это что?
– спросила комиссия.

– Расписки, - ответил зав и заплакал.

– А это кто?

– Фортепьянщик, - рыдая, ответил зав.

– Что ж он делает?

– Увертюру играет, - всхлипнул зав.

– Довольно, - сказала комиссия, - увертюра кончена, и начинается опера.

– К-какая?
– пискнул зав.

– "Клубные безобразники", - ответила комиссия.
– Слова Моссельпрома, музыка Корнеева и Горшанина.

И при громких рыданиях клубных села писать акт.

Эм.

"Гудок", 17 сентября 1924г.

НЕ СВЫШЕ

На станции Бирюлево Ряз.-Ур. Ж.

Д. рабочие постановили не

допускать торговлю вином и пивом в

кооперативе, в котором наблюдается

кризис продуктов первой

необходимости.

Рабкор

– Не хочу!

– Да ты глянь, какая рябиновая. Крепость не свыше, выпьешь новинку, закусишь, не будешь знать, где ты - на станции или в раю!

– Да не хочу я. Не желаю. (Пауза.)

– Масло есть?

– Нету. Кризис.

– Тогда вот что... Сахарного песку отвесь.

– На следующей неделе будет...

– Крупчатка есть?

– Послезавтра получим.

– Так что же у вас, чертей, есть?

– Ты поосторожней. Тут тебе кооператив. Чертей нету. А, вот, транспорт вин получили. Такие вина, что ахнешь. Государственных подвалов Азербайджанской республики. Автономные виноградники на Воробьевых горах в Москве. Не свыше! Херес, портвейн, мадера, аликанте, шабли типа бордо, мускат, порто-франко порто-рико... э 14...

– Что ты меня искушаешь? Фашист!

– Я тебя не искушаю. Для твоей же пользы говорю. Попробуй автономного портвейна. Намедни помощник начальника купил 3 бутылки, как крушение дрезины было.

– Что ты меня мучаешь?!

– Красные, столовые различных номеров. Сухие белые, цинандали, напареули, мукузани, ореанда!..

– Перестань!

– Ай-даниль!

– Ну, я лучше пойду, ну тебя к Богу.

– Постой! Рислинг, русская горькая, померанцевая, пиво мартовское, зубровка, абрау, портер.