А потом он взял меня за руку и вывел за дверь, и мы пошли через поле в большой лес по ту сторону Хэдденхема, который раньше принадлежал Герцогу Бэкингемскому, и меньше чем за два часа мы там словили пять отличных фазанов так же просто, как будто купили их в магазине.

Клод перевел дух. Его глаза увлажнились и заблестели, когда перед ними снова предстал чудесный мир юности.

– Что-то не понимаю, - сказал я, - как это он одевал бумажные колпачки на головы фазанам в лесу?

– Ни за что не догадаешься.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Тогда я тебе скажу. Выкапываешь в земле небольшую ямку. Потом сворачиваешь из бумаги фунтик и опускаешь его в ямку открытой стороной вверх, как чашку.

Обмазываешь его птичьим клеем, и бросаешь туда несколько изюмин. Потом выкладываешь изюм дорожкой до самой ловушки. Теперь представь - идет себе фазан и склевывает одну за другой изюмины, а когда доходит до ямки, то сует туда голову, чтобы сожрать изюм. Вот и все! У него на голове бумажный колпачок, и он ничего не видит! До чего только некоторые люди не додумаются! А, Гордон?

– Твой папа был гений.

– Так что выбирай. Как тебе больше нравится, так сегодня и сделаем.

– Все-таки, тебе не кажется, что все эти методы немного сыроваты?

– Сыроваты? Боже мой! А у кого в доме был жареный фазан почти каждый день последние шесть месяцев, и все это не стоило ему ни пенни?

Он повернулся и зашагал к дверям мастерской. Его очевидно задело мое замечание.

– Подожди минутку, - сказал я, - не уходи.

– Ты идешь со мной или не идешь?

– Да, только я хотел у тебя спросить... У меня есть одна идея...

– Можешь оставить ее при себе. Ты в этом ничего не понимаешь.

– Помнишь пузырек со снотворным, который мне дал док, когда у меня болела поясница?

– Ну, помню.

– Как ты думаешь, подействуют они на фазана?

Клод прикрыл глаза и снисходительно покачал головой.

– Дай договорить.

– Тут нечего говорить, - сказал он, - никакой фазан не станет клевать эти дурацкие таблетки. Разве непонятно?

– Ты забываешь об изюме, - сказал я ему.
– Теперь послушай. Берем изюмину.

Размачиваем. Бритвой чуть-чуть надрезаем с одной стороны. Потом немного выдавливаем содержимое. Открываем одну облатку и засыпаем оттуда в эту изюмину весь порошок. Теперь берем иголку с ниткой и очень аккуратно зашиваем надрез, и...

Краем глаза я заметил, как у Клода приоткрылся рот.

– И, - сказал я, - теперь мы имеем обычную с виду изюмину, в которой находится два с половиной грана секонала. И уж поверь мне, от такой дозы вырубится взрослый мужчина, не то что птица.

Я помолчал секунд десять, чтобы не испортить эффект.

– Кроме того, с таким методом мы могли бы достичь серьезных результатов. Мы смогли бы приготовить хоть двадцать изюмин; вечером, на закате, разбросать их на месте кормежки и спокойно уйти. Через полчаса можно возвращаться, снотворное начнет действовать, а фазаны к этому времени рассядутся на ночь на деревьях и начнут засыпать. Никакой фазан, съевший хотя бы одну изюмину, не удержится на ветке. Милый мой, они посыпятся с деревьев, как яблоки, а нам останется только их подбирать.

Клод смотрел на меня, не скрывая восхищения.

– Ого, - прошептал он.

– К тому же, нас никогда не поймают. Мы будем гулять по лесу, роняя по дороге изюм, и даже если за нами станут следить, все равно ничего не заметят.

– Гордон, - сказал он, положив мне руку на колено и глядя на меня огромными и яркими, как звезды, глазами, - если это сработает, то произведет революцию в браконьерстве.

– Очень рад это слышать.

– Сколько у тебя осталось таблеток?

– Сорок девять. В бутылочке было пятьдесят, я принял одну.

– Сорок девять не хватит. Нам нужно как минимум двести.

– Ты с ума сошел!?
– воскликнул я.

Он медленно отошел к двери и остановился в дверном проеме, спиной ко мне, уставившись в небо.

– Меньше, чем двести никак нельзя, - тихо проговорил он.
– Нет смысла возиться, если на двести не наберется.

"Что за бред, - подумал я, - чего он хочет?"

– Последний шанс перед открытием сезона, - сказал Клод.

– Больше мне их неоткуда взять.

– Ты ведь не хочешь возвращаться с пустыми руками, правда?