И вот - Спитак. Разрушенный город. Местный драматический театр остался цел, там и проходил наш концерт. В полу моей гримерной была трещина, я туда бросила камень и не услышала, как он упал.

Рассказывают, что первый толчок был в 12.00. В театре в это время проходило собрание актеров, и двое не пришли. И как раз говорили о том, что эти двое всегда не приходят на собрания. Когда был толчок, все люди, которые находились в театре, - уцелели, их семьи - погибли, те двое актеров, которые не были на собрании, - тоже.

Я стала читать там "Реквием", и оказалось, что это не про 37-й год, а про то, что произошло в Армении. Все плакали. Это было абсолютно про них. И вдруг, во время чтения, я увидела, что микрофон "поплыл", а в моем сознании произошел какой-то сдвиг, и я забыла текст. Я смотрю на Володю Спивакова, а он в растерянности смотрит на меня - забыл, что нужно играть. После длинной паузы мы стали продолжать. Потом выяснилось, что мы выбросили огромный кусок. Тогда я поняла, что землетрясение в первую очередь влияет на сознание. Недаром после него нужна долгая реабилитация, особенно у детей.

149

(Помню, как в Салониках я лежала больная в гостинице, а за окном кричали дети и лаяли собаки, очень сильно. У меня болела голова и была большая температура, а вечером - спектакль. Я думаю: "Ну что же они так кричат!" И вдруг - тишина. И все поплыло: люстра, моя кровать, - это был толчок землетрясения. И опять тишина. А через какое-то время - уже обычный шум. Очевидно, перед землетрясением резко возбуждаются дети и животные, а потом - тишина. У них "плывет" сознание.)

Костюм меня часто спасал и в театре, и в кино, и на концертах. Художнику по костюмам достаточно было не сопротивляться моей фантазии - ведь она шла изнутри, от роли, - и профессионально осмыслить мои смутные желания. Мне очень легко работалось, например, с Аллой Коженковой в "Квартете" и в "Медея-материал" по Хайнеру Мюллеру (оба эти спектакля поставил греческий режиссер Теодор Терзопулос). С Аллой мне не важно было, кто сказал первое "а", главное - она меня очень понимала, а я ей безоговорочно доверяла.

Иногда я брала какое-нибудь платье из "большого Дома" (то есть от знаменитого кутюрье), как это было в "Реквиеме", когда меня спас Ив Сен-Лоран.

Когда я впервые читала "Поэму без героя" Ахматовой в "Новой Опере", меня спас знаменитый японец. Для "Поэмы" я взяла черное гофрированное платье от японского кутюрье Issey Miyake и его же гофрированную золотую накидку.

Костюмы для меня - как маски в древнегреческом театре. Это не только "визитная карточка" персонажа, это еще и кураж - вот, мол, как я придумала!

В жизни - другое.

В молодости мы с мужем жили очень бедно, но я все равно старалась одеваться элегантно. Я даже при

150

думала себе стиль - чуть-чуть английский. Тогда он возникал из ничего, из энергии молодости. Переезжали с квартиры на квартиру со всем имуществом двумя чемоданами, в которых были мои платья. На дорогие чулки не было денег, а надеть дешевые просто не приходило в голову, и когда мы собирались в гости, я рисовала швы на ногах - за их ровностью следил муж.

Конечно, и сейчас иногда возникает желание пошокировать. Но - лишь хорошо знакомых людей. Однажды в свой день рождения удивила приятелей: прилетев из Токио, устроила японский ужин. А каждую перемену блюд появлялась в разных париках. Парик меня ужасно меняет, больше чем костюм или грим. И вот я - то в черном каре, то с рыжей копной волос, то в белом парике а-ля Пугачева. Среди своих это весело, имеет какой-то смысл - в незнакомой компании выглядело бы дико.

Кстати, париками я и актеров разыгрывала. В "Борисе Годунове" Самозванец - Золотухин в сцене разоблачения Марины Мнишек раздевает меня в прямом смысле: срывает лисью шапку и парик. Как-то перед гастролями в Испанию я постриглась под машинку - и никому не сказала, спрятала голову под платком. Идет спектакль. Золотухин срывает шапку, затем парик - а под ним у меня почти голый череп! На сцене все актеры - ах! Любимов в зале - ах! Золотухин мне потом говорит: "А я подумал, что это у тебя еще один парик, тоже хотел снять".

Сейчас я уже могу соответствовать любой ситуации: буду как нужно выглядеть и на приеме у посла, и валяясь с детективом на диване. Ведь в жизни мало иметь свой стиль, нужно, чтобы он гармонировал с предлагаемыми обстоятельствами и временами года. И нужно быть абсолютно естественной. Но что значит быть естественной? Ведь для одного человека естественно одно, для другого - другое...

151

ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ ЕСТЕСТВЕННЫМ?

Казалось бы, будь искренним, и ты будешь естественным. Но можно быть искренним и не быть естественным по отношению к происходящему. Это мы часто замечаем в жизни. А на сцене или в кино можно быть искренним, но неестественным по отношению к своему образу. Я, например, столкнулась с этим на съемках фильма "Отец Сергий" режиссера Игоря Таланкина.

Мне предложили играть Прасковью Михайловну - Пашеньку, к которой отец Сергий приходит в конце и, увидев ее, полную забот о внуках, о пьющем зяте, о доме, увидев ее бедную, бесхитростную жизнь, понимает, что сам он жил неправильно, в гордыне, а жить надо просто, не для себя, а для людей - как Пашенька.

Я пришла в группу в конце съемочного периода, когда отношения в группе уже сложились, когда режиссер уже почти точно знает, чего он хочет; когда главные исполнители уже крепко "сидят в образах", а ты - тыркаешься, маешься и пока не знаешь, что правильно и что нет. И только-только начинаешь нащупывать мелодию образа.