* * *

Двадцать пятый курильщик записан за четыре дня до истечения срока уговора. Предсказание Озолниека сбылось, и колонисты "сами" запретили курение в колонии.

В кабинете начальника опять собирается на совещание Большой совет. Ребята приуныли, нервничают, но факт есть факт. О записанных нарушителях дежурный воспитатель каждый вечер сообщал на линейке, и никакой подтасовки тут нет. Председатель Большого совета самолично перелистал конкурсный журнал и убедился, что уговор нарушили ровно двадцать пять человек - ни больше ни меньше.

Незадолго до начала заседания Озолниека встречает руководитель физподготовки, молодой, спортивного вида парень, в тренировочных брюках.

– У меня к вам просьба, товарищ начальник. На совещании ребята тоже поведут об этом разговор, и потому мне хотелось бы заранее высказать свои соображения.

Кое-что Озолниек уже слышал и знает, о чем пойдет речь.

– Это насчет игры с юношеской сборной города?

– Да. Очень было бы желательно.

– Но выводить колонистов за пределы зоны по такому поводу не предусмотрено. Пусть они играют у нас.

– Вообще-то вы могли бы под свою ответственность. Городские у нас играть не станут. Понимаете, размеры нашего поля не соответствуют правилам, и потом, они боятся, что им будет не по себе в наших условиях. Короче, сюда идти не хотят, а на стадионесогласны.

– А у наших ребят какие перспективы?

– Хорошие. Можем у них выиграть. В особенности сейчас. Ребята в форме.

– Подумаем. Но тогда надо и болельщиков с собой прихватить хоть немного, иначе нашим будет совсеи тоскливо, когда городских будут подбадривать тысячи глоток.

– Конечно! Я и сам думал, но боялся заикнуться.

И еще знаете что... хочется показать товарищам, что и я тут кое-каких результатов добился. А то они все ухмыляются, дескать, в колонии одна видимость, а не работа. Ковыряемся тут за оградой, как кроты в норе.

Физкультурник уходит, и Озолниек направляется в кабинет. Не впервой приходится слышать о подобном отношении к работе в колонии.

Каждому охота расти, видеть плоды своего труда, показать его другим, но сделать это в условиях колонии трудновато. И начальнику понятна досада физрука. Другие команды разъезжают по соревнованиям, имена тренеров появляются на страницах газет, есть возможность выдвинуться, а он здесь в полной безвестности, вроде бы ничего и не делает, хотя зачастую вкладывает в свою работу больше труда, нежели ктонибудь в другом месте. Нынешний физкультурник парень славный, и не хотелось бы его потерять.

В кабинете начальника встречает растерянное перешептывание.

– Итак, друзья, месяц прошел. С завтрашнего дня курение прекращаем, радостно сообщает для начала бзолниек.
– Вот и будет у вас одной бедой меньше.

– Вообще-то радоваться нечему, - говорит председатель.
– Сами себя подвели. Вы на это и рассчитывали.

– Вот как?
– притворно удивляется Озолниек.
– Все было в ваших руках. Курили бы в отведенных местах, все осталось бы по-прежнему.

– Так не нас же записали, а за всеми разве углядишь.

– Неправда. Среди записанных есть и три члена совета.

Виновные опускают головы, и в их затылки впиваются осуждающие взгляды.

– Да хотя бы и так, но получилось некрасиво.

– Вы можете нас в чем-нибудь упрекнуть?
– спрашивает Озолниек.
– С нашей стороны допущена какая-нибудь несправедливость?

Наступает тягостное молчание.

– Несправедливости нет. Обе стороны вели игру по-честному. На этот раз победу одержали мы, а если быть точным, то - все, потому что проигрыш пойдет вам только на пользу. И, чтобы не было обидно, могу доложить, что я сам курить тоже не буду, так же как и воспитатели. Раз вы, то и мы. Чистый воздух и здоровые легкие!

Ребята недоверчиво переглядываются.

– Так прямо возьмете и бросите? Небось тоже будете потягивать втихаря. Вам хорошо - заперлись в кабинете и сигарету в зубы!

– Хорошо, заключим новое соглашение. Пишите в протокол!
– обращается Озолниек к секретарю.
– Воспитанник, заметивший начальника курящим, получает полкилограмма конфет за счет личных средств начальника.

– Разоритесь!
– Атмосфера разряжается.
– На хлебушек денег не хватит.

– А какие конфеты? Леденцы, да?

– Как так леденцы! Настоящие шоколадные конфеты!
– Озолниек олицетворение серьезности.

– А как остальные воспитатели?

– Насчет остальных не знаю. Договаривайтесь сами! Что же касается меня, тут ясно. Запротоколировали?

– Печатными буквами, - отзывается секретарь.

– Так, - продолжает Озолниек.
– Стало быть, с завтрашнего дня наступает новый период в истории колонии. Я понимаю, будет нелегко, но - что решено, то решено. Не курить так не курить! И от вас я ожидаю максимальной поддержки. Если через какую-нибудь щель в зоне будет проникать курево, то вы должны разоблачать и тех, кто приносит, и тех, кто берет. За курение тайком буду взыскивать по всей строгости.