Шрифт:
– Плохой стратег. Иначе я воевал бы по маленькой карте... с вами, во всяком случае.
– Вы собрались со мной воевать?
– Не с вами, собственно, а за вас.
Она опять улыбнулась не лукаво и не озорно, а с торжествующим удовольствием женщины, которая наслаждается тем, что шутя привлекла к себе все внимание мужчины. Но она в тот же момент как бы одернула себя и отклонила наивное кокетство разговора:
– У вас правда дело ко мне? Я тоже пришла по важному делу.
– Мне нужно поговорить с вашим братом.
– С Павликом?
– Насчет его приятеля - Вани Рагозина. Помните - Рагозин, у которого вы хлопотали о деньгах, тогда... с Цветухиным? Так вот, у него есть сын...
– Странно...
– почти в смятении перебила его Аночка.
– Как это совпало! Я - тоже по поводу Павлика. Он пропал.
– Пропал?
– Третьего дня поутру ушел и больше не возвращался.
– И вы искали его?
– Отец заявил в милицию, расспрашивал, кого мог, на берегу...
– Может, что-нибудь известно Дорогомилову?
– Арсений Романович говорил со всеми товарищами Павлика и ничего не узнал... Никаких следов. Ужасно.
– Ну, разумеется, - сказал Кирилл грубовато, с желанием подбодрить Аночку, - вам, поди, бог знает что лезет в голову: исчез, погиб, и еще что! Просто удрал на фронт. Он же грозил, что удерет.
– Но ведь это не утешение! Он совсем маленький и - конечно - не снесет головы.
– Вы что, серьезно думаете, что таких вояк пропускают на фронт?
– А как же, если он туда убежал?
Она взялась за спинку стула и опустилась неожиданно тяжело для своего легковесного хрупкого тела.
– Послушайте, Аночка, - начал Кирилл, но она не дала ему говорить.
– Я знаю, что я, я виновата! При маме этого ни за что не случилось бы! Она так любила Павлика! А я совсем забросила его. Ведь он ребенок, понимаете, он еще совсем ребенок!
Она уткнула лицо в острый сгиб своего локтя, по-прежнему держась за спинку стула.
– Вы сама ребенок, - сказал Кирилл, подходя к ней ближе.
Это будто разжалобило ее, она обиженно пробормотала себе в руку, едва не всхлипывая:
– Я хотела позвать вас на репетицию, у нас скоро генеральная репетиция, а теперь я знаю, что провалюсь, знаю, знаю, непременно провалюсь!
Он договорил еще суровее, боясь, что вдруг она расплачется:
– Не выдумывайте. Какое событие - репетиция! Прекрасно сыграете свою Луизу, или кого там? И я еще буду вам хлопать. Подумаешь! Невидаль какая Луиза! Я хочу сказать - ничего не стоит сыграть вашу эту Луизу. А Павлика... Я должен был разыскивать одного, ну, буду разыскивать двоих. Уверен, его притащат к вам с милицией. Не первый такой герой.
Аночка приподняла голову.
– "Не первый такой герой! Разложить бы да всыпать пару горячих!" сказала она, очень похоже подражая упрямому баску Кирилла, и он отвернулся, чтобы сохранить серьезность.
– Завтра с утра я подыму на ноги милицию, все будет сделано, - сказал он мягче.
– Правда?
– почти весело спросила она.
– Правда, по-вашему, я должна хорошо сыграть свою роль?
Он не ждал такого поворота.
– Если играли до сих пор...
– Откуда вам известно, что я играю Луизу?
– Спрашивал у мамы.
– Все-таки, значит, вспоминали обо мне?
– Все-таки да.
– И поэтому не видались со мной два месяца?
– Не может быть!
– Семь недель и три дня.
– Вы считали?
– еще больше удивился Кирилл.
– А вы потеряли счет?
Он с сожалением повел рукой на бумаги и карты, из-под которых не видно было стола.
– Понимаю, - сказала Аночка, - не до того...
У нее медленно поднялись брови, и в этом невольном движении разочарования было столько горечи, что он смолчал.
– Надо идти. Спасибо вам. Я очень, очень боюсь за Павлика!
– Я провожу вас.
– Что вы, разве можно?
– возразила она и, совершенно повторяя его жест, показала на стол.
– Постойте, постойте, - сказал он, разыскивая глазами и не находя свою кепку.
– Я хочу пройтись так, как тогда, на бахчах.
– И потом скрыться на два месяца?
– Тем более хочу. Пошли!
Так и не найдя кепки, он вышел с непокрытой головой.
Прохладная тьма окутала их - вечера уже полнились предчувствием осени, их очарование казалось строгим и грустным. Воздух был крепок. Отчетливо наплывал прямой улицей долгий, зовущий гудок парохода.