– Мы еще в Вердене, - сказал второй.

– Значит, станцию перенесли на другую сторону путей, - сказал Взломщик.

– Все-таки это не Париж, - сказал третий.
– Выпить бы...

– Нет, - сказал Взломщик.
– Получишь кофе и чего-нибудь пожевать.
– Он повернулся к ганимеду.
– Сколько денег осталось?

– Я отдал их тебе, - сказал ганимед.

– Черт возьми, - сказал Взломщик, протягивая руку.
– Выкладывай.

Ганимед выудил из кармана несколько монет и скомканных бумажек. Взломщик взял их и быстро сосчитал.

– Может, и хватит, - сказал он.
– Пошли. Напротив станции находилось небольшое бистро. Он повел их туда - там была маленькая оцинкованная стойка, у которой стоял человек в крестьянской вельветовой куртке, и было два столика, за которыми остальные посетители в грубой крестьянской или рабочей одежде сидели со стаканами кофе или вина, играя в домино; все они обернулись, когда Взломщик вошел со своей компанией и повел ее к стойке, где громадная женщина в черном спросила:

– Messieurs? {Господа? (фр.).}

– Кофе, мадам, и хлеба, если он у вас есть, - ответил Взломщик.

– На кой мне кофе?
– сказал третий.
– Я выпить хочу.

– Не волнуйся, - сказал Взломщик негромким, яростным голосом, даже чуть понизив его.
– Побудь здесь, пока кто-нибудь не придет и не поднимет этот ящик или даже откроет его. Я слышал, что перед подъемом по лесенке всегда дают выпить.

– Может, удастся найти другой...
– начал четвертый.

– Замолчи, - сказал Взломщик.
– Пей кофе. Мне надо подумать.

Тут послышался новый голос:

– В чем дело, ребята? Что-нибудь стряслось?

Этот человек стоял у стойки, когда они вошли. Теперь они уставились на него - перед ними был крепкий, коренастый мужчина, очевидно фермер не такой уж старый, как им сперва показалось, с круглым, жестким, недоверчивым лицом, на отвороте куртки у него была орденская ленточка - не из высших, но вполне достойная, под стать той, что носил Взломщик; возможно, именно поэтому он и подошел к ним, они с Взломщиком быстро оглядели друг друга.

– Где получил орден?
– спросил Взломщик.

– Комбле, - сказал незнакомец.

– Я тоже был там, - сказал Взломщик.

– У вас какая-то беда?
– спросил незнакомец.

– С чего ты взял?
– сказал Взломщик.

– Слушай, приятель, - заговорил незнакомец.
– Может, когда вы уезжали из Парижа, у вас и было секретное предписание, но после того, как ваш сержант днем вышел из вагона, уже никакого секрета не существует. Он что, вроде проповедника-реформата, какие, говорят, есть в Англии и Америке? Был прямо-таки вне себя. Ему вроде было наплевать, что вы напились. Похоже, его беспокоило, как вы раздобыли двенадцать бутылок.

– Днем?
– сказал Взломщик.
– Значит, еще сегодня. Где мы?

– В Сен-Мишеле. Ночь вы простоите здесь, ваш вагон должны обить черным крепом, чтобы он походил на катафалк. Завтра утром специальный поезд подцепит вас и отвезет в Париж. Так в чем дело? Случилось что-нибудь?

Взломщик неожиданно шагнул от стойки.

– Иди сюда, - сказал он.

Незнакомец последовал за ним. Они чуть отошли от других к углу стойки и задней стены. Взломщик кратко, но обстоятельно рассказал обо всем, незнакомец спокойно слушал.

– Вам нужно взять другой труп, - сказал он.

– Ты подскажешь, где?

– Почему бы нет? У меня на поле лежит один. Я наткнулся на него, как только начал пахать. Сообщил о нем, но пока никто не приезжал. У меня здесь телега с лошадью; путь в оба конца займет часа четыре.

Они поглядели друг на друга.

– У вас впереди целая ночь - пока что.

– Ладно, - сказал Взломщик.
– Сколько?

– Скажи свою цену. Тебе лучше знать, какая у вас в нем нужда.

– У нас нет денег.

– Ты разбиваешь мне сердце, - сказал незнакомец.

Они поглядели друг на друга. Не отводя взгляда, Взломщик чуть повысил голос:

– Мораш.

Мораш подошел.

– Часы, - сказал Взломщик.

– Какой ты прыткий, - сказал Мораш.

Это были швейцарские часы в золотом корпусе, он давно мечтал о таких, и однажды ночью, отделясь от группы, посланной отыскать живого, пусть даже умирающего, но способного говорить немца, наконец обнаружил эти на руке раненого немецкого офицера, лежащего в снарядной воронке. Он бросился в воронку перед самой вспышкой ракеты и в мертвенном свете магния увидел сперва заблестевшие часы, а потом человека - полковника, очевидно, раненного в позвоночник, так как он, казалось, был парализован, в полном сознании и даже не очень страдал от раны; это был бы прекрасный "язык", если бы не часы. И Мораш прикончил его ножом (выстрелом он мог бы навлечь на себя настоящий артобстрел), снял часы и лежал у своей проволоки, пока его группа не возвратилась (с пустыми руками) и не нашла его. Однако на другой день он, казалось, не решался надеть часы, даже взглянуть на них, пока не вспомнил, что лицо его в этот миг находилось в тени, и немец не смог бы определить, был это негр или белый, тем более опознать его; к тому же немца уже не было в живых.