– Так, как я рассказывал, - лучше. Ведь это только священное писание нельзя толковать, как хочется, а простые книжки - можно! Людьми писано, и я - человек. Я могу поправить, если не нравится мне... Нет, ты мне вот что скажи: когда ты спишь - где душа?

– А я почему знаю?
– отвечал Илья, не любивший таких вопросов, - они вызывали в нём какую-то неприятную смуту.

– Я думаю, это верно, что она улетает, - объявил Яков.

– Конечно, улетает, - с уверенностью говорила Маша.

– А ты почему знаешь?
– строго спрашивал Илья.

– Так...

– Улетает, - задумчиво улыбаясь, говорил Яков.
– Ей тоже отдохнуть надо... Оттого и - сны...

Не зная, что сказать на это, Илья молчал, хотя всегда чувствовал в себе сильное желание возражать товарищу. И все молчали некоторое время, иногда несколько минут. В тёмной яме становилось как будто ещё темнее. Коптила лампа, пахло углями из самовара, долетал глухой, странный шум: гудел и выл трактир, там, наверху. И снова рвался тихий голос Якова:

– Шумят люди... работают и всё такое. Говорится - живут. Потом - хлоп! Человек умер... Что это значит? Ты, Илья, как думаешь, а?

– Ничего не значит... Пришла старость, надо умирать...

– Умирают и молодые и дети... Умирают здоровые.

– Значит, не здоровы, коли умирают...

– А зачем живут все?

– Повёз!
– насмешливо восклицал Илья.
– Затем и живут, чтобы жить. Работают, добиваются удачи. Всякий хочет хорошо жить, ищет случая в люди выйти. Все ищут случаев таких, чтобы разбогатеть да жить чисто...

– Так это - бедные. А богатые? У них всё есть... Им чего искать?

– Ну, голова! Богатые! Коли их не будет - на кого бедным работать?

Яков подумал и спросил:

– Значит, все для работы живут, по-твоему?

– Ну да... Не совсем - все... Одни - работают, а другие просто так. Они уж наработали, накопили денег... и живут.

– А зачем?

– Да - чёрт! Хочется им, или - нет? Ведь тебе жить хочется?
– кричал Илья, сердясь на товарища. Но ему было бы трудно ответить, почему он сердится: потому ли, что Яков спрашивает о таких вещах, или потому, что он плохо спрашивает?

– Ты зачем живёшь, - ну?
– кричал он товарищу.

– Вот я и не знаю!
– покорно говорил Яков.
– Я бы и умер... Страшно... а всё-таки - любопытно...

И вдруг он начинал говорить голосом ласковым и упрекающим:

– Ты сердишься, а - напрасно. Ты подумай: люди живут для работы, а работа для них... а они? Выходит - колесо... Вертится, вертится, а всё на одном месте. И непонятно, - зачем? И где бог? Ведь вот она, ось-то, - бог! Сказано им Адаму и Еве: плодитесь, множьтесь и населяйте землю, - а зачем?

И, наклоняясь к товарищу, Яков таинственным шёпотом, с испугом в голубых глазах сказал:

– Знаешь что? Было и это сказано, сказано было - зачем? А кто-нибудь ограбил бога, - украл и спрятал объяснение-то... И это сатана! Кто другой? Сатана! Оттого никто и не знает - зачем?

Илья слушал бессвязную речь товарища, чувствовал, что она захватывает его, и молчал.

А Яков говорил всё торопливее, тише, глаза у него выкатывались, на бледном лице дрожал страх, и ничего нельзя было понять в его словах.

– Чего бог от тебя хочет - знаешь? Ага?!
– вдруг выделялось из потока произносимых им слов торжествующее восклицание. И снова из его уст сыпались бессвязные слова. Маша смотрела на своего друга и покровителя, удивлённо раскрыв рот. Илья сердито хмурил брови. Ему было обидно не понимать. Он считал себя умнее Якова, но Яков поражал его своей удивительной памятью и уменьем говорить о разных премудростях. Уставши слушать и молчать, чувствуя, что у него в голове вырос тяжёлый туман, он, наконец, сердито прерывал оратора:

– Ну те к чёрту! Зачитался ты, сам ничего не понимаешь...

– Да я же про то и говорю, что ничего не понимаю!
– с удивлением восклицал Яков.

– Так прямо и говори: не понимаю! А то лопочешь, как сумасшедший... А я его - слушай!

– Нет, ты погоди!
– не отставал Яков.
– Ведь ничего и нельзя понять... Примерно... вот тебе лампа. Огонь. Откуда он? Вдруг - есть, вдруг - нет! Чиркнул спичку - горит... Стало быть - он всегда есть... В воздухе, что ли, летает он невидимо?