Васети продолжал читать рубаи, и даже лучше, чем наедине с Хайямом.

Хаким поднял голову и увидел светящиеся глаза, воистину турецкие красивейшие глаза бедных, тщедушных на вид людей. Они были рады. Они благодарно взирали на Васети, подбодряли его.

А когда Васети передохнул, один молодой рыбак принялся читать сам -- бейты и рубаи, газели и касыды, Читал нараспев, с [Б-010],[Г-001],[К-006] удовольствием, самозабвенно. И на конец устал. Тогда слово перехватил пожилой человек, седобородый и скуластый. Он читал выразительно, обращаясь ко всем поочередно. Читал про любовь и розы, про вино и женщин, про битвы и разлуку...

– - А теперь ты, уважаемый господин, -- попросил он Васети.

Меймуни Васети провозгласил стихами тост за любовь. А потом он показал, иллюстрируя рубаи, как меджнун разбил чашу о камень. Это очень понравилось рыбакам.

– - Нашстояший мушшина!
– - сказал рябой.

– - Повтори-ка снова, уважаемый господин, -- попросили его друзья,

Васети повторил. Потом прочел про жизнь и про смерть, и про то, что поэт не верит в рай, а желает рая здесь, на земле, на зеленой лужайке вместе с сереброгрудой...

Это привело рыбаков в восторг. Они просили, требовали еще, умоляли еще!..

Васети, кажется, исчерпал рубаи. Он указал на Хайяма :

– - Просите его.

Омар Хайям глухо, негромко полупропел рубаи о неверности красавиц. Однако меджнуна из рубаи успокаивало одно: он сам неверен красавицам... Потом прочитал несколько рубаи о гончаре и жестоком боге, который разбивает свои творения, подобно непригодным кувшинам. А потом еще о тайнах мироздания, которые отгадывай -- не отгадаешь. И еще о том, что не верит в кредит и требует от бога наличными здесь, на земле. И наконец, о том, что не желает славы, что она для истинного меджнуна, влюбленного в жизнь и красавиц, подобна барабанному бою над ухом..,

– - Все!
– - сказал он и резко поднялся с места.

На него восхищенно смотрели рыбаки, и потрескавшиеся рыбацкие губы шептали слова благодарности.

– - Кто ты? спросил его рябой.

– - Случайный гость, -- ответил Омар Хайям. И, не говоря больше ни слова, заспешил назад, к мосту.

А за ним Васети.

14

ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ

О ТОМ, КАК ОМАР ХАЙЯМ

ПОБЫВАЛ ВО ДВОРЦЕ В ЧАС

ДОСУГА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА

Его величество хлопнул в ладоши. Довольно громко. Чтобы услышали его музыканты. Барабан и рубаб мигом умолкли. А ней продол- [Р-007],[Н-002] жал звучать еще некоторое время. И тоже умолк. Танцовщицы застыли.

Малик-шах дал понять, что хочет говорить. Он откинулся на низеньком кресле и обратился к главному визирю, который сидел от него по правую руку.

– - Я задам один вопрос уважаемому хакиму...

Его превосходительство Низам ал-Мулк подал знак стольничему, и тот повелел удалиться танцовщицам в соседнюю комнату. А музыканты остались на своих местах.

В зале было светло: горели все светильники -- такие высокие, медные, начищенные мелом и особым горным песком, который мельче мела, если его растереть в порошок.

Омар эбнэ Ибрахим, казалось, не обратил внимания на музыку, которая умолкла, и на исчезнувших танцовщиц. По видимому, он думал о чем-то своем. А иначе как мог он вдруг оглохнуть или ослепнуть? Он держал в руке прекрасный фиал, украшенный бирюзой, и [Ф-006] все время смотрел куда то вдаль: не на танцовщиц, которые гибче лозы, не на музыкантов, чье искусство не знает себе равного от Хорасана до области Багдада. А в даль. Беспредельную. [Х-012]

Когда его величество изволил сказать: "Я задам один вопрос", -- Омара точно разбудили от сна. Он обратил к его величеству свое лицо и слегка наклонился вперед, показывая тем самым, что он весь слух, весь внимание.

Главный визирь, сидевший по правую руку, тоже склонился в сторону его величества. И он услышал то, что услышал...

– - Нельзя ли было бы узнать, -- сказал его величество, не спуская глаз с ученого, -- о чем думает в эти минуты господин Омар Хайям? Я понимаю моего главного визиря, который равнодушен и к музыке, и к танцам, ибо он слишком правоверен. Ну а что касается уважаемого хакима, тут я немножко озадачен...

Ученый и рта не успел открыть, как его властно остановил султан.

– - Не торопись с ответом, -- сказал он.
– - Я знаю, что ты сейчас далеко отсюда в своих мыслях, Я вижу то, что вижу. Я не сидел бы на этом троне, если бы не разбирался в вещах сравнительно несложных. Я полагаю, что тебе не стоит отпираться, если все видно и понятно даже постороннему наблюдателю.

Омар Хайям посмотрел на визиря, словно бы ища у него поддержки. И снова встретился со взглядом его величества. "Неужели ты должен придумывать свой ответ?" -- как бы вопрошал султан.

Омар эбнэ Ибрахим сказал: