Пловец молчит. А Тыква согласно кивает головою. Что же до Хусейна, тот не может ответить на это однозначно, то есть словами "да" или "нет".

Разъяренный Джафар вскакивает с месте. И грозится кулаками.

– - Вы истинные рабы!
– - орет он в неистовстве. Потому что даже здесь не смеете открыто признаться в этом. А чего, собственно, боитесь? Доноса? Но кто из нас донесет? Неужели я? Неужели Тыква? Или ты, Пловец? Или сумасшедший меджнун? Кто? Я спрашиваю?

Хусейн говорит:

– - Надо разобраться. Я, к примеру, посылаю к шайтану любого, кто вознамерится понукать мною. Я не разрешу, слышите?

Джафар хохочет. И хохоча говорит:

– - Несчастный, ты раб давно! Давным-давно! От рождения. И незачем скрывать это. Ты раб не только султана, но и своей собственной страсти. Ради пары спелых грудей ты готов забыть о своем рабстве. Да, да, да! И не смей возражать!

Джафар стоит изогнувшийся, точно тигр перед прыжком. А на кого, собственно, прыгать, кого разрывать на части? Своих собственных друзей?

Хусейн недовольно пожимает плечами и отламывает хлеб. Что спорить с этим одержимым? Ясно же, одержимый!

– - А ты?
– - обращается Джафар к Пловцу.
– - Может, ты поговоришь с визирями? Расскажешь, как тяжело ловить рыбу в Заендерунде и кормить семью, а?

– - Это верно, очень трудно.

– - Ведь и слова не те!
– - зло говорит Джафар, -- Слова должны жечь! А ты? Какие слова исторгают твои вялые уста? Какие?

Пловец пытается оправдаться:

– - Я же говорю... То есть я не говорю, что волен жить как хочется. И голод к тому же... И всякое такое...

– - По моему, это называется нищенство.

– - Может, и так.

– - Дураки!
– - сердится Джафар.
– - Дураки! Вы ничему не научились.
– - Он нагибается, хватает чашу, пьет ее до дна. Потом выдергивает нож из земли, левой рукой подымает подушку, на которой сидел.
– - Глядите! Вот этот негодяй. Вы знаете, кто он. Я даже не хочу называть его имя. Это противно! Мой язык не на помойке найден, чтобы произносить ненавистные имена! Одним словом, вот он!

Джафар высоко поднимает подушку, еще больше выкатывает глаза и вонзает нож в подушку. Джафар подкидывает подушку к потолку. И сыплется пух. Много пуха. Словно бы снег идет в горах Эльбурса.

– - Видали?
– - злорадно вопрошает Джафар.

Разумеется, все видели. Это же нетрудно...

– - Теперь вы поняли, что все это значит?

Молчание.

– - Вот так, только так следует расправиться с теми, кто во дворце. Запомните это. Там, а не в обсерватории главные наши враги. И так, только так надо разговаривать с врагами!

Джафар садится на место. С него катится пот. Дышит тяжело. И кажется, вовсе не замечает пуха, который разносится по комнате.

– - Я очень зол, -- признается Джафар эбнэ Джафар. И ни на кого не глядит. Уткнулся взглядом в землю.

Хусейн вылавливает пух из наполненной чаши. Его примеру следуют Пловец и Тыква.

– - Выпить, что ли?
– - улыбаясь, спрашивает Джафар, как будто ничего не случилось, И уже совсем успокоившись: -- Все произойдет по писанию. Это слово, о котором я говорил, скоро прозвучит и достигнет ваших ушей. И тогда важно, чтобы вы не оплошали.
– И обращаясь к Хусейну: -- А потом ты найдешь возможность и время рассчитаться с любимой за ее неверность. Надо начинать с главного. Ты понял?

У Хусейна на уме только одно: "Эльпи, Эльпи, Эльпи..."

– - Учтите, -- предупреждает Джафар эбнэ Джафар, кинжал имеет два лезвия. И оба они острые.

Что это значит? И друзья его переглядываются: не их ли касается угроза?

25

ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ

О ДЕРВИШЕ, КОТОРЫЙ ДЕРЖАЛ

РЕЧИ НА ИСФАХАНСКОМ БАЗАРЕ

– - Я скажу вам нечто!..

– - Нельзя ли потише?

– - Я должен выразить словами то, что накипело на душе!..

– - А зачем так кричать?

– - Я не кричу. Я только желаю, чтобы слышали все.

– - А мы не глухие.

– - И поняли бы все!

– - Мы не полоумные.

– - И зарубили бы себе на носу!

– - Ну уж это наглость...

– - Я никого не боюсь!

Стоит дервиш на исфаханском базаре посреди мясных рядов и потрясает руками. Он кривой на левый глаз. Одежда на нем изрядно потрепана, неопрятна. Держит в руке посох и горланит на весь базар.

Мясники -- народ степенный и состоятельный. Потрошат себе баранов и не очень обращают внимание на дервиша-крикуна. Однако, как ни говори, народ есть народ: он любознателен, ему хочется послушать дервиша, если у того есть что сказать. А по всему видно, что есть: не станет же орать, если за пазухой пусто!