У трамвайной остановки рядом с Радиокомитетом они остановили двух работников радио, проверили пропуска и отпустили с миром. На Пушкинской им повстречался инженер, торопящийся на завод. У него ночной пропуск тоже был в полном порядке.

Патруль пересек площадь и пошел по Большой Бронной. На углу Сытинского они буквально столкнулись с каким-то человеком в светло-сером костюме.

– Стой, - скомандовал Степан, - пропуск!

– Нет его у меня, ребята, - ответил необыкновенно знакомый голос, паспорт есть, удостоверение. А пропуска нет.

Степан на секунду зажег карманный фонарик.

– Ваня Курский, - сказал за его спиной милиционер.

Полесов и сам теперь узнал известного всей стране киноартиста.

– Товарищ Алейников, как же так, без пропуска же нельзя.

– Виноват, ребята. Друга на фронт провожал. Вот и засиделись.

– Там бы и остались ночевать.

– Нельзя, мать больная дома.

– Что же делать?
– огорчился Полесов.
– Ну, мы вас отпустим, другие заберут.

Внезапно послышался шум мотора. Со стороны Никитских ворот ехала легковушка.

Степан вскочил на мостовую и поднял руку.

– В чем дело?
– из остановившейся машины вылез военный.
– Машина редакции "Красная звезда". Вам пропуск?

– Да нет, товарищ корреспондент, вы помогите до дому человеку добраться, артисту Алейникову.

– Где он?

Артист долго жал Степану руку.

В два часа ночи патруль остановился перекурить на углу сквера, на Патриарших прудах. Пока все было тихо. Они задержали троих без ночных пропусков, передали их постовым.

От прудов тянуло сыростью, и Степан опять пожалел, что не надел плащ.

– Товарищ Полесов, - сказал один из милиционеров, - может, посидим немного, а то ноги гудят от усталости. Мы же в патруль прямо с дежурства попали.

– Давайте еще раз пройдемся вокруг и тогда отдохнем.
– Степан погасил папиросу.

Шум мотора он услышал внезапно, потом сквозь него прорвалась трель милицейского свистка. Из переулка вылетела полуторка. На повороте ее занесло, из кузова посыпались какие-то ящики.

Степан выхватил наган и бросился на проезжую часть.

– Стой!
– крикнул он.
– Стрелять буду!

Машина, не останавливаясь, мчалась прямо на него.

Степан поднял наган, дважды выстрелил и отскочил к тротуару. Его обдало жаром и бензиновой вонью. Машина пролетела в нескольких сантиметрах.

– Стой!
– это кричал милиционер.

Резко ударили винтовочные выстрелы. Полуторку занесло, и она врезалась в металлическую ограду сквера. Двое выпрыгнули из машины. Один из кабины, другой из кузова.

– Стой!

Двое уходили в разные стороны, отстреливаясь из наганов.

Степан бежал за одним, считая на ходу выстрелы. Вот неизвестный остановился у арки ворот. Поднял наган. Две пули выбили искры из булыжной мостовой.

У него оставался один патрон. Ну, от силы, два. Степан бросился в черный провал арки. Человек бежал, пересекая двор по диагонали. Вот он снова повернулся и снова выстрелил. Теперь не дать ему перезарядить револьвер. Степан бросился на неизвестного. Нож он увидел в последнюю секунду. Увернулся и сильно с ходу ударил в челюсть.

– Товарищ начальник, - к ним, тяжело стуча сапогами, бежал милиционер.
– Вы живы?

– Порядок. Помоги поднять. Как у вас?

– Шофер полуторки убит, второй бандит напарника моего ранил и скрылся.

ДАНИЛОВ

– Так, где задержанный?
– спросил Иван Александрович.
– Этот? Значит, фамилию не называет. Что ж ты так, Лебедев? Правда, тебя узнать трудно, челюсть распухла, но мы же с тобой друзья старые!

– Взяли, суки. Только я вам ничего не скажу.

– Где Резаный?
– спросил Данилов.
– Молчишь. Помни, Мышь, тебя взяли с поличным - раз, магазин ограбил - два, в работников милиции стрелял три. Для трибунала хватит. Как раз для вышки. Так что можешь не говорить.

Иван Александрович увидел, как мелко задрожали лежащие на коленях руки Лебедева.

– Оформляйте задержание и - в трибунал, - повернулся Данилов к Полесову.

– Стой, начальник!
– вскочил задержанный.

– Сидеть!
– резко скомандовал Степан.

– Я скажу, только мне явку с повинной оформите.

– Ах вот что! Значит, ты на этой полуторке прямо со склада в МУР приехал. А кто милиционера ранил? Кто вон его чуть ножом не пропорол, я, что ли? Не будет тебе никакой явки. Ты со скупщиками краденого торгуйся, а здесь МУР, здесь правду говорят, а ее, эту правду, любой суд в расчет берет.