– Вот и весь фондик.

– Горилка оковита!

Терентьев встряхнул одну из бутылок, ловким шлепком ладони по донышку вышиб из нее пробку и взялся за другую.

– Особенная, довоенная!

Ползунков, подчеркивая обиду демонстративным молчанием, порезал тонкими ломтиками несколько сморщенных, перекисших огурцов, и ужин начался.

– Зачем звал?
– спросил Пресняков Долинина, с удовольствием пробуя картошку.

– Сначала ты расскажи, что у тебя там случилось?

– Чуть один тип не разжалобил.
– Пресняков достал из планшета листки клетчатой бумаги, отобранной у оборванца, разложил их на столе.
– Что это, по-вашему?

– Это?
– Долинин на минуту задумался.
– Это план села.

– Какого села?

– Того самого, в котором мы сейчас едим картошку, добытую вполне честно. Вот райком, отмечен крестиком. А это, наверно, твое отделение, тоже крестик. Дальше - штаб артиллерийской бригады, школа... Так?

– А утюги возле берегов, эти самые плешки, - указал Батя на овалы, канонерки.

– Примитив, - с досадой отмахнулся Солдатов.
– Очередного подлеца поймал. Какой-нибудь идиот, завербованный немцами в Ушкине или в Славске. Перебросили его сюда под видом безнадежного дистрофика. В чем же тут сомневаться? Все ясно. Слоняется, чертит свои каракули. Крестов понаставил, корабли отметил. Потом по ним артиллерия ударит. Хоть бы колокольню вы взорвали: ориентира бы не было.

Ну, знаешь, в тебе, Наум, скрыты великие таланты!
– Пресняков даже руками развел. Он стал рассказывать о том, как был задержан оборванец, как обнаружили у него эти листки с чертежами.

– А что, Курочкин у меня орел!
– заметил Терентьев самодовольно.

– Орел, - согласился рассеянно Пресняков.
– Да Казанков еще помог со своим портсигаром. Лазутчик этот, видать, начинающий, необученный.

– Трус. Запугали его там, в Пушкине, заплечных дел мастера, - сказал Солдатов.
– Трусы - самый благодатный материал для вражеской разведки.

Долинин вилкой рисовал что-то на потертой клеенке стола, покусывая губы.

– Знаешь, - заговорил он, - мой разговор с тобой, Пресняков имеет прямую связь с этим делом. Наум, видишь ли, привел одноглазого парня, который никому из наших не знаком.

– А фамилия, прошу заметить, у этого циклопа - Цымбал, - вставил Терентьев.
– Виктор Цымбал. Какая-то заграничная фамилия.

– Совсем не в фамилии дело, - прервал его Долинин.
– И, может быть, за парнем этим ничего предосудительного нет. Но надо проверить. Я тебя, Пресняков, о том и прошу: проверь.

– Правильно, - сказал Пресняков.
– Будет сделано.

– Чепуха!
– обозлился Солдатов.
– Я достаточно проверял. Не треплите человеку нервы. Мало вам выбитого глаза?

– Нервы трепать нужды нет, - возразил Долинин.
– Но проверить можно и нужно... А теперь, - заговорил он другим тоном, - послушайте, товарищи, я вам некий планчик разовью. Конечно, сами мы ничего не сделаем, но если этот планчик представить в штаб армии да там его одобрят, то кто знает?.. Сегодня Лукомцев, сказать по правде, не очень-то воодушевился. Да ведь я ему ни чего толком и не рассказал, самому неясно было. А посидел вот часок-другой, кое-что и наметилось.
– Долинин развернул карту.
– Видите: бумажная фабрика, овраги, ольшаники... Овраги идут в обход Славска. Стремительный бросок с танками...

– И к Первому мая мы в Славске?
– Солдатов усмехнулся.
– Ерунда! Никто твоим Славском заниматься не будет. Мелочь!

Наум повторял слова Лукомцева. Второй раз Долинин выслушивает такую оценку своего плана, доля правды в ней, очевидно, есть: не могут же два человека в точности совершать одну и ту же ошибку. Долинин насупился. Но его неожиданно поддержал Терентьев.

– Ничего удивительного, что к Первому мая, - возразил он Солдатову. Стоящий план. Очень даже стоящий.

Пресняков помолчал, почесал вилкой над бровью, затем тихонько тронул за рукав Солдатова, и они вдвоем подсели к приемнику. Сквозь свист и щелканье слышалась болгарская речь.

– Там есть какой-то ресторан, - обернулся к ним Терентьев, и там сам Штраус дирижирует. "Сказки энского леса".

Ему не ответили, он обиделся, а расстроенный общим невниманием Долинин дернул его за ремень портупеи:

– Сюда гляди!

Долинин с Терентьевым над картой сидели долго, вели подсчет необходимого числа штыков - Терентьев требовал и "сабель", - спорили о том, сколько надо танков и боеприпасов для успеха задуманной операции.

В конце концов, когда Солдатов, которому его истрепанные нервы не давали и четверти часа посидеть спокойно, отошел от приемника и прилег на постель Долинина - "чтобы хоть каким-нибудь делом заняться", к столу подсел и Пресняков. План Долинина неожиданно стал принимать вполне реальные формы, и, как это было ни удивительно, освобождение Славска казалось делом одного-двух боевых дней, а может быть, и нескольких часов.

В третьем часу гости собрались уходить. Терентьев с шумом вбивал сапоги в тесные галоши и разбудил Солдатова.

– Представь себе, во сне вспомнил!
– сказал тот, поднимаясь с постели.
– Ты мне, Долинин, давал задание разузнать, куда подевалась агроном Рамникова из "Расцвета". По всем данным, она в последнюю минуту ушла по дороге к Ленинграду. Но дошла ли, это вопрос. Сам знаешь, что тогда творилось на дорогах.

Долинин задумался.

– Надо навести справки. Интересно, действует ли в Ленинграде адресный стол?