И удивляется. Посмотрела на Марусю долго, говорит:

– А ты моя дочка?

Маруся обиделась, что мама сказала, что у Маруси как у всех, легла.

Оля говорит:

– А помой меня в тазу? Меня, когда поженились, твой папа в тазу мыл. Позови кого-нибудь. Дядю Сашу позови, он мою маму любил! Позови, он добрый!
– и радуется так!

Маруся дядю Сашу позвала, они с ним Олю раздели, в таз поставили.

Оля смеется:

– Дядя Саша, давай, потанцуем?
– и руками танцует.

Он говорит:

– Сейчас по шее получишь!

Пощекотал ее. Смеются оба. А Маруся не смеется, молчит.

Дядя Саша ушел. Оля на кровати сидит, волосы расчесывает. Расческу сломала: у ней волосы были толстые, густые. Другую расческу взяла - и опять сломала. И как заплачет! Кричит:

– Маруся, завари травки, я боюсь!

Маруся за травкой побежала, а Оля кричит про Ваню:

– Я же его лечила! Он больной был! А теперь поправился!
– и плачет, плачет.

Потом успокоилась, устала совсем, совсем устала. Говорит:

– Да не надо травки, конечно.

Маруся легла, к стене повернулась, говорит:

– Господи Боже, да когда она умрет? Я спать хочу!

Долго не оборачивалась. Потом слышит, как мама говорит, совсем по-другому:

– Маруся. Иди-ка, выйди в сени.

Маруся ушла, сон у ней прошел. Говорит:

– Мама.

– Нельзя.

Маруся разозлилась, говорит:

– Я пить хочу!

Оля руку со стаканом высунула, лицо красное и смеется:

– А ты не бойся. Ты захоти - и поможешь мне. Захоти. Ладно?

Дверь закрыла и молчит.

Маруся подождала, дверь открывает.

Оля стоит страшная, старая, глаза не видят, а над ней лица летают, на Олю похожие, только молодые.

Маруся испугалась, как закричит:

– Ну-ка ляг! После бани куда пошла? Как горло заболит!
– и кладет Олю спать, Оля слушается.
– Я болела, теперь она заболеет?! Совсем уже с ума сошла?!
– и даже радостно кричит.
– Ну и вот: ей ноги помыли, а она ногу занозила, дура! Лежи тихо! Кому ты такая нужна? Никому не нужна! И я из-за нее не сплю!..
– рядом легла.
– Глаза закрой. Смотри, как надо спать, - и тоже глаза закрыла.

Мама слушается, полежали тихо. Маруся говорит:

– Все приходят, а Оля стоит молодая, красивая. Волосы чистые. Все говорят: "Кто это?" Скажут: "Такая нежная! Такая родная наша! Самая главная!" Вот чего ты хочешь?

– Все-все, - Оля говорит шепотом.

– Вот и будет. Потому что только тебе будет. Только тебе.

Оля лежит тихо, успокаивается. Одно лицо красивое на нее опустилось. Оля Марусю за руку взяла, говорит:

– Хорошо, да?

Маруся долго потом лежала, Олю гладила. И не страшно совсем.

Даже сама успокоилась, чуть не уснула.

Мама лежит тихо.

Маруся встала, воды попила, маме лицо водой помыла.

Мама лежит.

Маруся села опять: уже солнце поднимается, спать-то жалко, когда день.

Уже рябина поспела.

Когда Олю пришли убирать в гробу, все не понимали: поп был, исповедовал, а Оля лежит, как молодая, совсем когда замуж выходила. И губы - полные, красные.

Ваня говорит:

– Кто у ней был?
– а сам злой.

Маруся молчит и на маму смотрит.

– Маруся, поспи, - ей говорят.
– Уже сколько не спишь?

Маруся на кладбище не пошла. И не плачет.

Мальчик с большой головой ей сказал:

– Дядя Ваня велел, чтобы ты его рубахи отдала.

Маруся все отдала. И не порвала.

Потом Маруся убирала после людей, к ней девочка одна пришла горбатенькая, помочь: полы помыть, посуду.

Сколько девочке было: то ли десять лет, то ли сорок, никто не знал, она одна жила.

Они весело прибирали.

Девочка говорит:

– А почему ты не плачешь?

– Мама сказала: легко забудь.

Девочка горбатенькая ее хотела посмешить, говорит:

– А мне мама говорила: я маленькая была, меня черт подменил! Мама меня в люльке качала, а там не я, а полено! Мама восемь лет не знала.

Потом к ним еще одна девочка пришла, с братом, говорит:

– Дядя Сережа сказал: у него, когда мама умирала, тоже стала молодая. Он говорит: это хорошо.

Маруся говорит:

– Совсем не обязательно, если кого-то хоронят, значит, он умер.