– Надо было зимовать в деревне. Спячка так спячка. И с "чудесами" проще: позвал бабку, бабка пошептала...

Дверь открылась за его спиной, вошел Халим и сказал торжественно:

– Сергей Андреевич, пора.

Барин вздрогнул неестественно, допил вино:

– Но учти: если мне не понравится!..

Халим торжественно и мрачно сиял. Барин взял свечку и пошел за ним.

"Какая жажда чуда живет в человеке!
– думал он.
– С чего? От лени? От усталости? От бессмысленности проживаемых лет? И почему каждый, придумав чудо, немедленно задается вопросом, за что, я - и чудо?! Ведь вот Халим решился отдать мне, значит, боится. А я, похоже, и купился... Глупость какая..."

Он, однако, дрожал, лоб его покрывался потом.

"Не надо было напиваться..." - подумал он.

Било полночь.

Халим, напряженный, стоял возле двери в комнату, где был спрятан привезенный кол. Обернулся на Барина. Тот ответил ободряющей улыбкой.

Ждали.

Часы пробили двенадцать - и плод, висевший на колу, раскрылся. Из бутона, вместо цветка, выскользнула на пол прозрачная фигура, в которой сразу можно было распознать женщину.

– Ой!
– хрипло сказал Барин.

– Вот, - прошептал Халим: видно было, что он не в первый раз наблюдает это превращение.

Женщина же, едва коснувшись пола, подняла лицо и застонала глухим голосом, от которого у Барина побежали мурашки по телу. Поднялась и пошла неслышно в столовую, дальше. Халим перекрестил ей спину и зашептал молитву, христианскую, но с такой страстью, с какой молятся только неверные. А она повела спиной, как от ласки, как будто только и ждала молитвы.

Часы пробили три.

Барина трясло: он не знал, как реагировать, только присутствие Халима мешало ему убежать вон.

А Халим, приготовивший план, молча и гадливо выжидал, когда женщина попадется в его ловушку.

Она заплакала, села на пол и стала гладить доски, как будто успокаивала, обещала, радовалась. Всплескивала руками и качала головой. Легла, закрыв глаза.

Барин успокоился: женщина была красива, огня изо рта не изрыгала. Ему стало интересно. Интереснее.

Часы пробили шесть, запел петух.

Халим обернулся на Барина.

Тот понял.

– Простите!
– сказал он.

Женщина повернулась на звук его голоса, он отпрянул: глаза ее были слепы. Боже!

– Я хотел бы...
– начал Барин, но прокричал второй петух, и женщина стремительно скользнула к стволу.

Халим пытался удержать ее, но она вырвалась и очутилась рядом с Барином.

– Я!
– крикнул Барин, обхватил ее - и началась борьба.

Она вилась и выскальзывала из рук, он, стараясь удержать ее, почувствовал вдруг в себе азарт и желание показать силу.

Тело ее было в его руках, и он изнемогал от восторга и ужаса, когда оно становилось то жидким, то холодным, то обжигало огнем, но он уже увлекся и теперь не выпустил бы ее ни за какие богатства.

– Нет, нет, ну нет!
– говорил и кричал он.
– Стой!.. Какое тело, Господи!.. Халим, закрой форточку!.. Больно? Не буду... Что ты хочешь: чтобы я умер на месте? Любишь, когда мужчина плачет? Зачем, девочка?.. Глупо. Тише. Тише. Все будет хорошо, все-все... Все, что у меня есть, девочка! Тонкая... Кто еще у меня? Хорошая, это я... Господи, какое тело... Не пущу.

Она обмякла, поникла. Погасла.

– И ничего не надо объяснять, да?
– говорил он.
– Все хорошо.

– Кто ты?
– она обняла его лицо прозрачными пальцами, и он увидел, как оживают ее слепые глаза, как проявляются в них прожилки.

Ему захотелось даже прочесть стихи, но он запутался в гекзаметрах и бросил.

Прокричал третий петух, женщина вырвалась-таки от Барина, но Халим накинулся на нее с сетью, заготовленной заранее, и она упала и покатилась по полу.

– Все, - Халим вытер лицо и мрачно смотрел на добычу.
– Убить?

Барин осторожно распутал сеть, касаясь женщины мягко, нежно. Сказал:

– Больше ты не будешь исчезать. Ты - дома.

– Холодно, - сказала она.

Он взял ее на руки, пошел-понес к себе, осторожно целуя ее в висок. Обернулся на Халима:

– Кол! Сожги!
– с таким выражением, как если бы кричал: "Победа!"

Халим долго сидел перед колом на дворе, думал. Потом взялся колдовать. Снял с шеи крест, чтобы не мешала чужая вера, сложил руки по-мусульмански, долго шептал молитву, раскачиваясь взад и вперед. Ждал еще чуда.

Чуда не получилось больше.

Он вздохнул, надел на шею крест и торжественно, теперь по-христиански крестясь и кланяясь, сжег кол в специально вырытой яме.

Барин лежал на спине и смотрел, как ест его женщина.