Джим Фантора аккуратно закрыл журнал, зевнул, посмотрел на часы, поднялся и направился к выходу. Типично по-английски и в высшей степени неубедительно.

Жаклина повернула стул и уставилась на Симона.

– Ты, проклятый идиот, - выдохнула она, - так поступил со мной и надеялся просто избавиться от меня.

Симон хотел что-то сказать, но передумал.

Он сидел молча, надеясь, что она выговорится и вспышка пройдет.

Сдавленно и хрипло Жаклина продолжала говорить. Для Корнелии, которая никогда не видела, чтобы чувства выражали открыто и на людях, вся эта сцена казалась захватывающей.

– Я предупреждала тебя, - выкрикнула Жаклина.

– Помнишь? Мне легче видеть тебя мертвым, чем в объятиях другой. Я говорила, что убью тебя... Ты мне не верил? Так ошибаешься! Я выжидала! Ты принадлежишь мне! Слышишь? Ты мой!..

Симон все молчал. Она опустила руку и ощупью нашла какой-то предмет. Потом резко наклонилась вперед.

– Я говорила, что убью тебя, и я сделаю это.

– Она вскинула руку, держа что-то маленькое и блестящее.

– Я пристрелю тебя, как пса, как приблудного пса...

Симон пришел в себя. Он вскочил, но в тот же момент она спустила курок...

Симон, согнувшись, упал на стул, Корнелия с криком бросилась к двери. Джим Фантора стоял, облокотившись на перила палубы.

– Она позвала его:

– Мистер Фантора! Мистер Фантора.

Он подбежал к ней; она невнятно прошептала:

– Она застрелила его. О! Она его убила.

Симон Дойль все еще полулежал на стуле... Жаклина застыла в той же позе, как парализованная. Она вся дрожала, с ужасом и отчаянием глядя на алое пятно на ноге Симона, которое все разрасталось. Он прижимал к ране носовой платок, уже весь пропитанный кровью...

– Я не хотела, - всхлипывала Жаклина.

– Я, правда, не хотела.

– Она выронила пистолет, и он ударился об пол, носком ботинка она отшвырнула его прочь, и он закатился под банкетку.

Тихим слабым голосом Симон попросил Фантора:

– Бога ради, сюда кто-то идет... Не нужно поднимать шума. Скажите, что все в порядке...

Фантора понимающе кивнул. Он выглянул в дверь и увидел слугу-негра, с любопытством прислушивающегося.

– Все в порядке, - сказал Фантора, - все нормально, господа забавляются.

Темные глаза смотрели недоверчиво, испуганно. Ослепительно блеснули зубы в улыбке, и слуга ушел. Фантора вернулся.

– Не беспокойтесь, никто ничего не слышал. А если и слышал, то подумал, что вылетела пробка из бутылки. Теперь надо...

Жаклина вдруг истерически зарыдала.

– Боже, я хочу умереть... Я покончу с собой. Что я наделала! Что я наделала.

Корнелия подбежала к ней.

– Тише! Тише! Моя хорошая.

У Симона вспотел лоб, лицо исказилось от боли.

– Уведите ее отсюда, - умолял он, - бога ради, уведите! Проводите ее в каюту, мистер Фантора, а вы, мисс Робсон, позовите медицинскую сестру, ведь вы знаете, где ее каюта!

– Он переводил взгляд с одного на другого, прося о помощи.

– Не оставляйте ее одну. Пусть с нею побудет сестра. А потом разыщите доктора Бесснера и приведите его ко мне. Бога ради, ничего не говорите моей жене.

Джим Фантора кивал, соглашаясь. Он был собран и деловит. Он и Корнелия взяли под руки Жаклину, которая всхлипывала и отбивалась, вывели ее из салона и отвели в каюту. Им пришлось трудновато, она рвалась обратно и безутешно плакала.

– Я утоплюсь... утоплюсь... Мне нельзя жить... О Симон! Симон!

– Скорее приведите мисс Бауэрс, - сказал Фантора Корнелии.

– Я побуду с ней, пока вы не вернетесь.

Корнелия послушно вышла.

Жаклина бросилась к двери, но Фантора удержал ее.

– Его нога... наверное, сломана? Он истекает кровью, он умрет от потери крови. Я хочу к нему... Симон, Симон, что я наделала!

– Она говорила все громче.

– Тише, успокойтесь!
– нетерпеливо сказал Фантора.

– С ним ничего страшного.

Она снова попыталась выскочить из каюты.

– Пустите! Я прыгну за борт! Пустите! Я хочу умереть.

Фантора взял ее за плечи и с силой усадил на постель.

– Оставайтесь здесь, так надо. И не поднимайте шума. Возьмите себя в руки. Все обойдется, поверьте.

– Она вдруг утихла и перестала кричать, но он испытал невероятное облегчение, когда отворилась дверь и вошла мисс Бауэрс в безобразном халате-кимоно, но деловитая и спокойная, как всегда.