Артист прекратил игру, посмотрел на Сергея Алексеевича, и тот улыбнулся, словно они стали соучастниками в этом представлении.

– Я могу начинать?
– спросила женщина.

– Да, - ответил артист.

– Вы разговаривали с мальчиком...

Сергей Алексеевич наклонился, чтобы рассказать о своем открытии Коле, но артист сделал ему предостерегающий жест, и он промолчал.

– ...его зовут Колей, - продолжала женщина.
– Ему двенадцать лет. Он живет с тетей и братом.

– Оно и видно, безотцовщина, - неожиданно сказала женщина, которая сидела впереди них.
– Елозил, елозил коленками по спине!..

Все засмеялись, а Коля оглянулся на Сергея Алексеевича и громко сказал:

– Это неправда. У меня есть отец.

Сергей Алексеевич волновался за артиста, ему уже по-своему стал близок этот бесхитростный, раскрашенный, не очень ловкий человек, потому что он знал морзянку и, может быть, в войну служил в радистах.

Артист покрутил в воздухе серебряной флейтой.

– Прошу тишины! Ольга Николаевна, восстановите истину.

– У него есть родители, - ответила женщина.
– Только они живут в другом городе.

– Верно?
– спросил артист у Коли.

Тот кивнул.

ВИНО ИЗ ИСПАНИИ

Когда они вышли из цирка, было темно, и толпа начала шумно таять в этой темноте. Сергей Алексеевич старался держаться поближе к мальчишкам, чтобы не потерять их.

– Надо зайти за Тиссо, - сказал Юрка.
– Я сейчас...
– и убежал.

Сергей Алексеевич и Коля помолчали. Коля чувствовал себя неловко, но как уйти, не знал, и говорить о чем, тоже не знал.

– Ну как, понравилось?
– спросил Сергей Алексеевич.

– Да, - ответил Коля и подумал: "Скорее бы пришел Юрка".
– Мы ведь ходим в цирк каждый день. Все номера старые, только флейтист новый.

– Подружились с Тиссо?
– спросил Сергей Алексеевич.

– Ага, - сказал Коля.
– Он в прошлом году жил у тети Кати, у Юркиной матери. То, что он показывает на выступлениях, это ерунда. Вот если бы видели его на репетициях! Высший класс!

Но слова Коли отскакивали от Сергея Алексеевича. Он уже давно не был в таком тревожном состоянии, как сегодня. Наслоение дня - сон, встреча с Витькиным двойником, цирк - до крайней степени растревожили его. И флейтист превратился в армейского трубача, который играл на Витькиной могиле.

Вернулся Юрка и сказал, что Тиссо ушел. И они молча пошли дальше. Мальчишки время от времени подталкивали друг друга, идти и молчать им было трудно. Сергей Алексеевич понимал это, но разговаривать ему не хотелось.

– А этот, флейтист, - сказал Юрка, - здорово. Надо будет спросить у дяди Гены, как они это делают.

– А ты не догадался?
– ответил Коля.
– Он ей сигналил песенкой.

– Это морзянка, - вмешался в разговор Сергей Алексеевич.
– Точка, тире; три тире; точка, тире, две точки; точка, тире, точка, тире... Значит "Коля".

– Здорово!
– сказал Коля.
– Вы что, радист?

– В некотором роде, - ответил Сергей Алексеевич.
– Военный радист.

На набережной в винном магазинчике Юрка увидел все же Тиссо.

– Вон дядя Гена, - сказал он, просунул голову в дверь и спросил: - Дядя Гена, вы домой идете?

Тиссо оглянулся и отрицательно покачал головой.

– Давай подождем его, - предложил Коля.

– Давай, - охотно согласился Юрка и посмотрел на Сергея Алексеевича. Мы подождем Тиссо.

Они думали, что старик уйдет, а он тоже остановился.

Здорово он им надоел. Ну конечно, что этим счастливым мальчишкам до него или до Витьки. Они влюблены в цирк, который им кажется всем миром, и в этого "необыкновенного" Тиссо, который умеет ловко жонглировать и делать всякие сальто-мортале.

– Смотрите, - сказал Юрка, - а с ним флейтист.

Сергей Алексеевич присмотрелся. Действительно, рядом с Тиссо стоял флейтист. Они пили вино.

– Может, зайдем?
– предложил Сергей Алексеевич.

Он взял три стакана сока, и, стоя рядом с Тиссо и флейтистом, они потягивали свой сок. Наконец те заметили их, в флейтист сказал:

– А, старые знакомые! Надеюсь, вы на меня не обиделись?!

– Что вы!
– сказал Сергей Алексеевич.
– Вы в бывшем радист?

– Точно, - сказал флейтист.
– Значит, вы догадались? Ай-ай-ай, надо делать это тоньше.

– Вы и так хорошо это делаете, - успокоил его Сергей Алексеевич. Флейтист еще больше понравился ему своей бесхитростностью.
– Просто я тоже в некотором роде радист.