– Ладно, я пойду с вами, посмотрю, что это за французы такие. С чем их едят.

Темнело часам к семи. Была суббота и девушек привели с завода пораньше. В шесть они уже были в бараке.

– Вика, хочешь бусики? У меня сохранились.

– Вика, заплести тебя?

– Вика, потри вот так щеки, бледная.

Они в пятером: Жанна, Фаина, Татьяна, Леля и Ляля, собирали ее на смотрины.

– Ужасно все это, - потупясь, ворчала Вика, - Гадость. Выставляться идем, как куклы. Можеть быть, мне шарфик надеть, Лена, шарфик?

В воздухе пахло елью. Они вышли в сумрак вечера, втроем взяли друг друга под руки, пошли, побежали почти по аллее, мимо бараков, до конца освещенного фонариками пути было далеко.

– Стойте. А как с ними объясняться?

– Сама поймешь, - Лена была все-таки красавица.

Вика почувствовала маленький укус зависти: иметь такие белые локоны, такие огромные глаза.

– И как же природа создает таких красоток, Ленка! А о чем с ними говорить?

Со всех бараков вытекали струйками беспокойные девичьи компании и там, впереди, уже толпа шла к забору, не дойдя и ста метров, они наткнулись на эту толпу: куда там пробраться к проволоке.

– Иди сюда, Вичка, - Ляля дернула Вику за руку, - Мы справа встречаемся, ближе к лесу, почти у вышки.

Они и впрямь пришли к наблюдательной вышке, невысокой, с домиком вверху. Там на подставке перед часовым стоял пулемет. Он смотрел на Вику своим вздернутым, как у носорога, носом, ждал, когда она нарушит что-нибудь, вылезет из строя, рванет в лес, плюнет на него, бросит в него проклятья. И тогда он убьет ее, уложит в жидкую хлябь размерзшейся земли, в грязные проталины, в серый снег.

– О! Бонсуар, мадемуазель! Лили! Лили!

Вика увидела перед собой, перед самым лицом колючую проволоку, острые, сверкающие закорючки того гляди поцарапают щеку.

Там впереди тоже столб и нити колючей проволоки. За ними стена людей, это молодые широко и восторженно улыбающиеся парни, молодые мужчины, лохматые, так показалось Вике, кучерявые, в куртках, в темных костюмах. Они машут кому-то, ей что ли?

– Вик, Вик, - вот тот, что в шарфе и так его закинул на плечо, это Мишель. Это Мишель, по-нашему Миша, которому можешь не улыбаться и не отвечать, - объясняла Лена, - потому что тогда я тебя убью.

– А это Луи, - тихо вторила ей Валя и махала рукой широкоскулому мужчине, показывающему им свою маленькую ладошку, - Не надо его очаровывать.

– Ну, ты, Лялька, тихоня!
– неожиданно процедила Лена, - В тихом омуте!

– Это ты по нему страдаешь по ночам?
– спросила Вика серьезным родительским тоном, - Ничего, но он же старый.

– А у меня тяга к стареньким папочкам. Своего-то не было!

– Да что вы девчонки с ума посходили, я пойду, ну вас.

– Мадемазель, мадемуазель! Виктория!
– услышала она. Раздалось несколько курлыкающих голосов, французы были возбуждены ее появлением и, в конце концов, начали скандировать "вива, Виктория". Их остановил окрик часового.

– Они оустербайтеры, - пояснила Лена, - Ой, привет, Лион! Салью!

– Салю!
– крикнул немного осипший Лион в очках и одной жилетке, и добавил - Я пришел увидеть тебя, Лена, я очень болен и должен лежать в кровати.

Он закашлялся, а Лена сказала Вике, что ничего не поняла, кроме своего имени.

– Мадемуазель Вики! Сильвупле, сет Роман, сет Лион, Луи, Мишель, кричали ей, а у Вики шла кругом голова, она смотрела то на ту сторону, то на подруг, натянуто улыбалась и не могла понять, что за ад она посетила!

Шквал голосов стоял почище, чем на птичьем базаре. Сколько криков, карканий, хохота вырывалось над общим гвалтом и достигало ушей часовых. Вика всем своим маленьким телом ощущала неловкость, ей не нравилось здесь, она не понимала, как и зачем она сюда попала, ей съежиться хотелось, закрыться руками, зажмуриться, чтобы не летели в нее, эти стремительные взгляды, вспыхивающие во тьме.

– Девоньки, что-то мне тошно тут у вас!
– проговорила она и попятилась.

Лена и Валя расступились, не отрываясь от своих знакомцев, а Лион в одной жилетке поверх белой сияющей во тьме рубашки все еще стоял на той стороне.

– Нет, нет, гадость!
– цедила Вика, выбираясь из толпы, проходя в центр к аллее, припустившись к бараку со сжатыми до боли кулаками, - Это противно и стыдно, стыдно!

Она не заметила, как перед ней выросла фигура помощника начальника лагеря. Она налетела на него со всего маху, как волна на скалу. Он тотчас схватил ее за запястье и отвел на шаг от себя, запястье при этом не отпуская.

– Я что похож на кусок пространства? Виктория из барака "А", - произнес он по-немецки, - Почему ты одна разгуливаешь по лагерю?