И Мученик показал Коле свои руки – руки музыканта или хирурга. Очень красивые руки.

– У меня прекрасные руки, – сказал Мученик. – Меня долго учили музыке. Считается, что ребенок из небогатой еврейской семьи должен учиться музыке. Я ненавидел ее. Я перекусывал струны в пианино. Я уже в пять лет стал из-за этого революционером. В десять я устроил котел с супом, который упал на голову учителю музыки. Его увезли в больницу с тяжелыми ожогами. Вот так.

– Сколько вам лет?

– Тридцать. Но я проживу еще шестьдесят. В моем роду все страшно живучие.

– А Раиса согласна?

– Она обязательно согласится, – сказал Мученик, запуская пальцы в буйную вороную шевелюру. – Я люблю ее. Я люблю ее безумно и готов ей все простить. Такого тела я еще не трогал! И поэтому я на ней женюсь, чтобы ни один мальчишка вроде вас – вы меня, конечно, простите за резкость – не смел трогать ее грязными руками!

– Но она православная, а вы иудей, – сказал Коля, который совсем не обиделся на Мученика.

– Потому я утроил свои усилия и приблизил революцию. Революция очищающим девятым валом сметет все условности рас и наций, она отменит ваши замшелые религии и предрассудки. Вы хотите жениться на дочке султана – прошу вас, сделайте милость! Раисочка обвенчается со мной в храме революции! Их построят на всех углах.

«Ну и хватит, – подумал Коля. – Он мне надоел. Он и в самом деле думает, что я хочу жениться на этой медузе. А у него, наверное, была толстая мама или горничная, за которой он подсматривал в уборной. Читайте Фрейда и все поймете».

– Желаю успеха, – сказал Коля.

– Вы мне симпатичны, – сказал Мученик. – Я возьму вас к себе! Мы с вами далеко пойдем. Сейчас людям с нерусскими фамилиями лучше числиться среди победителей.

– Вы имеете в виду немцев? – спросил Коля.

– Немцев? А почему бы и нет? В конце концов, должны когда-нибудь взяться за немцев! Почему надо преследовать только евреев?

– Может, это только слухи?

– Слухи? Нет, на этот раз это не слухи. Сегодня ночью чуть было не взорвали «Императрицу Екатерину».

– А при чем тут немцы?

– Злоумышленник мичман Фок покончил с собой, – сообщил Мученик торжественно, будто о кончине императора.

А так как Коля не задал следующего вопроса, а Мученику не терпелось рассказать – не на каждом шагу встречаются слушатели, которые еще не знают самого главного, то Мученик сам продолжил:

– Он спустился в бомбовый погреб, и тут его схватили матросы.

Распростившись с Мучеником, Коля пошел в центр города, полагая там узнать новости. Газет в киосках не было, и газетчиков тоже не видно. Очевидно, все раскупили раньше.

На улицах было много бездельного народа – правда, матросов почти не встречалось. В большинстве ходили солдаты, гимназисты, чиновники и просто люди разного звания.

Проехал открытый черный автомобиль «Руссо-балт». На заднем сиденье сидел вице-адмирал, еще нестарый, с сухим острым лицом, фуражка надвинута на брови. Адмирал был сердит, не смотрел по сторонам и, когда в толпе раздались приветственные крики, даже не обернулся на них.

Рядом с адмиралом сидел морской офицер, с черной бородкой и выпирающими красными щечками. Офицер что-то говорил, склонившись к адмиралу, крики удивили его, он прервал свою речь и стал оглядываться, не понимая, что происходит.

Картинка промелькнула и исчезла.

– Это кто? – спросил Коля у путейского чиновника, скучного и согбенного, но с красным бантом на груди и красной повязкой на засаленном на локте рукаве шинели.

– Вы не знаете? – удивился чиновник. – Адмирал Колчак. Командующий флотом. Надежды нашей революции связаны именно с ним.

И чиновник вызывающе посмотрел на Колю, будто вызывая его на спор.

Впереди были слышны крики, звук клаксона. Беккер понял – что-то случилось с машиной командующего флотом. Он поспешил туда и был не одинок – звук возбужденной толпы, вместо того чтобы отвратить обывателей, еще непривычных к насилию и исчезновению городового как последней инстанции при беспорядках, влек зевак к себе. Людям хотелось смотреть – первый этап любой революции театрален, и люди, независимо от степени участия, спешат использовать свое право увидеть и послушать, как делается история, хотя не видят в этом саженцев будущих тюрем и казней.

Беккер увидел, что автомобиль адмирала остановился, потому что улица была перекрыта толпой, в которой черные матросские бушлаты соседствовали с серыми солдатскими шинелями и партикулярными пальто. Правда, шинелей было более всего.

Шоффэр адмиральского авто нажимал на клаксон, но толпа не желала пропускать его, и тогда адмирал Колчак встал, держась тонкими пальцами за переднюю спинку. Голос у него был высокий, в промерзшем воздухе пронзительный.

Крики и требования толпы были уже понятны адмиралу, и он готовился ответить ей.