Одзаки привел цифры: по сведениям Южно-Маньчжурской железнодорожной компании, запасы железной руды в Северном Китае составляют около двухсот миллионов тонн — больше половины разведанных рудных богатств всей страны. Что касается угля, то в одной только Шандуньской провинции разведано полтора миллиарда тонн, всего же в Китае сто сорок миллиардов тонн — хватит на века. Не овладев этими мощными источниками сырья, Япония не сможет создать сферу великого сопроцветания Азии. Нужны стратегические запасы, иначе нельзя осуществить планы завоевания мирового господства.

В прошлом году Тайный совет решил не признавать центрального китайского правительства, создать новое и только с ним вести переговоры. Этим занимался Доихара до того, как он стал командующим Пятой армией на советско-маньчжурской границе. Кое-что ему удалось сделать: он подкупил Ван Цзин-вея из окружения Чан Кай-ши. Ван Цзин-вей бежал из Чунцина и теперь был на пути в Токио. На Формозу его доставили японским военным самолетом. Несомненно, продажного Вана хотят сделать главой китайского марионеточного правительства, как Пу-и в Маньчжурии.

И еще Одзаки рассказал о последней встрече с художником Мияги. Теперь они могут чаще встречаться — Мияги дает уроки рисования его дочери и два раза в неделю приезжает к нему домой. Ходзуми Одзаки отличался феноменальной памятью, он дословно запомнил и пересказал Рихарду донесение начальника штаба экспедиционных войск, которое прочитал ему Мияги.

«Мы уверены, — говорилось в донесении, — что воздушные бомбардировки континентального Китая должны возрастать. Дальнейшие наступательные операции создадут атмосферу морального ужаса в армии наших врагов и среди гражданского населения. Ужас, который мы вызовем бомбардировками, будет действеннее ущерба, нанесенного врагу уничтожением людей и вооружения. Мы подождем момента, когда китайцы впадут в прострацию ужаса и террора и, как безумные, бросятся создавать другое, нужное нам правительство».

Это было написано еще в то время, когда теперешний настоятель храма богини милосердия в Атами командовал экспедиционной армией. Но японским генералам так и не удалось вселить в души китайцев мистический ужас, им помешали в этом и русские летчики-добровольцы.

— Узнаю тактику фашизма в Германии, — сказал Зорге. Он отбросил докуренную сигарету. Огненная горошина упала, не долетев до воды; несколько мгновений теплилась у подножия мола и погасла в наплывшей волне.

Касаясь назревавших событий у Халхин-Гола, на монгольской границе, Зорге сказал:

— Там надо быть кому-то из нас троих. Я думаю, лучше всего поехать тебе, Бранко. Тебя уже знают в Квантунской армии.

Требовалось непрестанно следить за переговорами о военном союзе между Токио и Берлином. Зорге предупредил: если будет что-нибудь важное — передавать немедленно, не ожидая условленных встреч. Они еще дважды встречались в Атами — трое разведчиков, которым так много надо было сказать друг другу.

Оставшись наедине с Вукеличем, Рихард спросил:

— Как твои дела с Эдой?…

— Все кончено, Рихард… Мы разные люди. Здесь нет ни правых, ни виноватых. Просто — разные. — Он помолчал и грустно добавил: — Жаль только сына…

Эда занимала определенное место в группе Рамзая, выполняла обязанности курьера, связной. Как будет дальше?… И потом, Бранко… Он так тяжело переживает разрыв…

Из Атами первым уехал Бранко. Рихард тоже не дожил обещанную Ханако неделю.

— Митико, прости меня, — сказал он, — но нам придется раньше вернуться в Токио.

— Когда? — спросила Исии.

— Сегодня… Позавтракаем и поедем.

— Значит, сейчас?

— Да… Извини меня…

Ханако безропотно принялась собирать вещи. Через час они были в пути.

Ехали старой дорогой. Погрустневшая Ханако сидела молча.

— Ты о чем думаешь? — спросил Рихард.

— Не знаю, Ики… Ты бываешь таким странным. Мне почему-то кажется, что я могу тебя потерять.

— Это не исключено, — усмехнулся Рихард.

— Мне бы хотелось… — Исии запнулась. — Мне бы хотелось, чтобы у нас был ребенок…

Рихард резко повернулся к ней, сдвинув брови.

— Не говори об этом! Я не имею на это право, Митико. Я не принадлежу себе… Вот когда мы уедем на мою родину… Ты поедешь со мной, Митико?

— Да… Но я не верю в такое счастье…

Борьба за подписание военного пакта все разгоралась. Военный министр Итагаки столкнулся с упорным сопротивлением некоторых членов кабинета. Он даже пригрозил отставкой, если кабинет не примет германские предложения. О разногласиях в правительственном кабинете Зорге узнал из телеграммы, которую Эйген Отт отправил в Берлин.