— Спасибо, моя дорогая, — ласково сказал Гидеон, на лице его читалось холодное удовлетворение.

Гарриет, нахмурившись, смотрела вслед удалявшемуся незнакомцу:

— А кто этот джентльмен?

— Преподобный Клив Раштон, — ответил Гидеон. — Отец Дидре.

— Никогда в жизни не видела ничего похожего, — Тетя Аделаида, все еще в пеньюаре, взяла чашку горячего шоколада. — Клянусь, эта история сегодня же утром облетит весь город. Все только и будут обсуждать, как Гарриет дала отпор Раштону.

Тетушка Эффе обессиленно закрыла глаза и застонала:

— Они не перестанут сплетничать, даже прочитав в утренних газетах сообщение о помолвке. О небеса, трудно даже вообразить, что они только могут подумать. И такие вещи говорила невинная молодая леди посреди бального зала! Это выходит за все рамки приличий.

— Я не так уж и невинна, тетушка Эффе. — Гарриет, сидевшая в углу столовой, оторвала взгляд от последнего номера «Сообщений Королевского геологического общества».

— Хорошо, хорошо, мы сделаем все возможное, чтобы уладить дело, — вздохнула тетушка Аделаида.

— Не понимаю, отчего все так суетятся, — скорчила гримаску Гарриет. — Я просто сообщила очевидный факт. И притом никто не придал ему особенного значения.

— И все твой логический подход! — мрачно заявила тетушка Аделаида. — Уверяю тебя, тот факт, что покойная Дидре Раштон была беременна, никто не оставил без внимания. Я наслушалась более чем достаточно сплетен после того, как эти слова слетели с твоих уст.

— Я только имела в виду, что ребенок был чей-то еще. То есть его отцом был не Гидеон. — И Гарриет снова вернулась к своим «Сообщениям».

— Откуда такая чертовская уверенность? — требовательно спросила тетя Аделаида.

— Потому что я точно знаю, что Гидеон вкладывает в понятие чести то же самое, что и другие джентльмены из высшего общества. Я утверждаю, что это понятие у него развито даже сильнее, чем у большинства. Несомненно, он поступил бы должным образом, если бы ребенок был его.

— Не знаю, как ты можешь быть в нем так уверена, — сказала тетушка Эффе со вздохом. — Нам остается только надеяться, что твое предположение относительно его чести окажется верным.

— Да, я права. — Гарриет взяла кусочек тоста и с увлечением углубилась в чтение «Сообщений». — Между прочим, он заглянет к нам сегодня в пять. Мы поедем на прогулку в парк.

— Мог бы, в конце концов, подождать, пока улягутся слухи после вчерашней сцены с Раштоном, а уж потом везти тебя кататься в парк. Весь свет отправляется туда к пяти часам, все будут опять глазеть на вас, — выразила свое неодобрение тетушка Эффе.

— Так и задумано, если вам, конечно, интересно мое мнение, — входя в комнату, ухмыльнулась Фелисити с видом знатока, и поглядела на свою сестру. — Я уверена, Сент-Джастин намеренно выставит Гарриет на всеобщее обозрение, как прирученное экзотическое животное, вывезенное из далеких стран.

— Животное! — Тетушка Эффе была шокирована.

— О, небеса, — вздохнула тетушка Аделаида. — Что за спектакль!

Гарриет оторвала глаза от журнала, понимая, что сестра не шутит.

— Что ты имеешь в виду, Фелисити?

— А разве не ясно? — Фелисити взяла с буфета тост и яйцо. Она выглядела яркой и оживленной в желтом халатике. — Ты единственное живое создание на всем белом свете, которое твердо верит в благородство Сент-Джастина. И только ты одна думаешь, что он не виноват в истории с бедняжкой Дидре Раштон, что вовсе не он сначала изнасиловал ее, а потом бессовестно бросил.

— Он не виновен, — машинально повторила Гарриет. Она задумалась на мгновение, вспоминая поведение Гидеона в тот вечер, когда она сцепилась с Раштоном. — Возможно, вы и правы, он хочет выставить меня на всеобщее обозрение.

— Искушение выставить тебя на обозрение должно быть совершенно непреодолимо для Чудовища из Блэкторн-Холла, — продолжала тем же тоном Фелисити.

— Я тебе уже говорила, не называй его этим ужасным прозвищем, — бесстрастным голосом прервала ее Гарриет. Ее мысли настойчиво возвращались к словам Фелисити. В них заключалась печальная правда. Гарриет и сама должна была догадаться об этом.

Гидеон, несомненно, собирался получить удовлетворение от женитьбы, которую никогда и не думал ставить на первое место. Но кто мог осудить его за это? Он ничем не выказывал, что влюблен в нее, напомнила себе Гарриет. И факт остается фактом: он до сих пор не признался в любви к ней. И ни разу не спросил, любит ли она его.

Гарриет знала, что вера в его благородство для Гидеона более важна, чем признание в любви. Он так долго жил в тени бесчестия.

Гарриет наблюдала, как Фелисити села за стол и принялась за трапезу с завидным аппетитом: танцевальные вечера давали о себе знать.