Успевать за Франко было тяжело; у этого человека был такой шаг, что у Михаила в легких скоро закололо.

– Ты дохлый, как цыпленок, - ворчал на него Франко.
– Иди скорее, ну же.

Михаил споткнулся о корень и упал на колени. Франко дернул его за собой, и они продолжили идти. На болезненном кареглазом лице Франко светилась жестокость; даже сквозь человеческую маску проглядывала волчья морда. Может быть, раскапывание могил - это к несчастью, думал Михаил. Потому-то сад и был так далеко от белого дворца. Но человеческая натура Франко отвергла все ограничения; как любой отец-человек, он сгорал от нетерпения увидеть результаты своего семени.

– Идем, идем!
– говорил он Михаилу, оба они спешили через лес.

Еще несколько минут - и они вырвались на прогалину, где были прямоугольники из камней. Франко резко остановился. Михаил наскочил на него, но это столкновение на Франко никак не отразилось. Он только бессильно раскрыл рот.

– Боже праведный, - прошептал Франко.

Михаил тоже увидел это: могилы в саду были разворочены, повсюду были раскиданы кости. Черепа, маленькие и большие, некоторые человеческие, некоторые звериные, а некоторые смесь того и другого, лежали, расколотые, перед Михаилом. Франко прошел дальше в сад, ладони у него скрючились по бокам, как когти. Почти все могилы были раскопаны, их содержимое вырыто, разломано на кусочки и безобразно раскидано вокруг. Михаил уставился на лежавший ухмыляющийся череп, с острыми клыками и клочком серой шерсти. Неподалеку валялись кость предплечья, а дальше кости кисти руки. Маленький изогнутый позвоночник приковал взгляд Михаила, потом детский череп, раздавленный с неистовством. Франко шел дальше, влекомый к тому месту, где были захоронены свежие трупы. Он переступал через старые кости и наступил на череп, нижняя челюсть которого была отломана, словно кусок перегнившего дерева. Он остановился, шатаясь, и уставился на выскобленные ямы, куда два дня назад были положены новорожденные. На земле лежала разодранная тряпка. Франко поднял ее, и что-то изорванное и красное, кишевшее мухами, упало на листья.

Ребенок бы разорван пополам, Франко видел следы огромных клыков. Верхняя половина, голова и мозг, исчезла. Мухи вились вокруг лица Франко, а с ними медянистый аромат крови и гниения. Он посмотрел направо, на другое красное пятно на земле. Маленькая ножка, покрытая блестящей бурой шерсткой. Он издал слабый ужасный стон, и старые кости хрустнули под его ногой, когда он отшатнулся от розовых останков.

– Берсеркер, - услышал Михаил его шепот.

На верхушках деревьев пели птицы, счастливые и беззаботные. Вокруг повсюду были разрытые могилы и части скелетов, детей и взрослых, человеческих и волчьих. Франко повернулся к Михаилу, и мальчик увидел его лицо - кожа обтянула кости, глаза остекленевшие и выпученные. Резко запахло гнилью.

– Берсеркер, - повторил Франко, голос у него был слабый и дрожащий. Он огляделся вокруг, ноздри у него раздулись, и на лице заблестел пот.

– Где ты?
– закричал Франко, и пение птиц сразу же оборвалось.
– Где ты, подлец?
– Он шагнул в одну сторону, потом в другую, ноги его, казалось, хотели растащить его на две половины.
– Ну, выходи!
– завопил он, зубы его оскалились, грудь вздымалась.
– Я сражусь с тобой!
– Он схватил волчий череп и запустил им в ствол дерева, ударившись о который, тот разлетелся с звуком пистолетного выстрела.
– Боже, низвергни его в ад. Выходи же!

Мухи налетели на лицо Михаила и закружили прочь, вспугнутые яростью Франко. Тот вскипел, на его впалых щеках показались розовые пятна, тело напряглось, как туго скрученная опасная пружина. Он вопил:

– Выходи же, давай сразимся!
– и от его голоса птицы слетели со своих веток.

На вызов Франко никто не отозвался. Скалящиеся черепа лежали как немые свидетели бойни, а красную мякоть малышей покрывали тучи мух. Прежде чем Михаил успел шевельнуться для защиты, Франко накинулся на него. Он оторвал его от земли и швырнул спиной о дерево так сильно, что из легких Михаила с резким звуком "хук" вырвался воздух.

– Ты - ничтожество!
– свирепел Франко.
– Ты меня слышишь?
– Он затряс Михаила.
– Ты - ничтожество!

В глазах Михаила стояли слезы боли, но он не дал им пролиться. Франко испытывал необходимость что-нибудь уничтожить, также как берсеркер уничтожил тела его детей. Он еще раз швырнул Михаила о дерево, теперь сильнее.

– Ты нам не нужен!
– орал он.
– Ты - кусочек слабовольного гов...

Это произошло стремительно. Михаил не понял, когда это произошло, потому это было как взрыв. Внутри его будто бы открылся огненный колодец и опалил его изнутри; в долю секунды его ослепила боль, а затем правая рука Михаила - волчья лапа, покрытая гладкой черной шерстью, которая обвила ее до локтя - взметнулась и цапнула Франко за щеку. Голова Франко резко отдернулась назад, там, где прошлись ногти, остались кровавые полосы. Франко остолбенел, и в глазах у него промелькнул страх. Он выпустил Михаила и отскочил от него, на его лице набухали кровью красные полосы. Михаил выпрямился на ногах, сердце его стучало; он был столь же изумлен, как и Франко, и уставился на свои волчьи когти: под их белыми кончиками была ярко-красная кровь и кусочки кожи Франко. Черная шерсть поползла дальше, за локоть, и он ощутил ломоту в костях, когда они стали меняться в форме. Раздался гулкий звук "оп", когда изменился локтевой сустав, ладонь укоротилась, кости утолщились под склизкой плотью с черной шерстью. Шерсть распространилась на плечо и отливала иссиня-черным там, где ее коснулось солнце. Михаил почувствовал дергающую боль в челюстях и на лбу, как будто стальные тиски стали сжимать его череп. Из глаз брызнули слезы и потекли по щекам. Теперь изменялась его левая рука, пальцы втягивались и укорачивались, обрастая шерстью и выставляя молодые белые коготки. Что-то происходило с его зубами, а в деснах было такое ощущение, будто их резали. Во рту ощущался вкус крови. Перепуганный Михаил беспомощно смотрел на Франко; Франко лишь пялил на него остекленевшие глаза, кровь капала с его подбородка. Она напомнила Михаилу своим запахом красное вино, которое, вспомнилось ему, пили его отец и мать из бокалов в какой-то другой жизни. Мышцы у него сводило, они дрожали, утолщаясь на плечах и спине. Черная шерсть неудержимо пробивалась у него в паху, под грязной одежонкой.

– Нет, - услышал Михаил собственный стон, хрип испуганного животного.
– Пожалуйста... Нет!
– Он этого не хотел. Он не в силах вынести это, пока не в силах вынести; он упал на колени в листья, потому что гнущиеся кости и растягивающиеся мышцы были нестерпимо давящим бременем.

Мгновение спустя черная шерсть, охватившая его плечо, стала убираться назад, спустилась вниз по руке, пальцы лапы удлинились и снова стали обычными человеческими пальцами. Кости вытянулись, а мышцы снова стали тонкими, мальчишескими. Челюсть и лицевые кости при перестройке издавали легкие потрескивающие звуки. Он ощутил, как зубы вошли назад в свои гнезда, и это вероятно было самой худшей болью. Менее чем через сорок секунд после того, как превращение началось, оно полностью завершилось в обратном направлении; Михаил моргал сквозь слезы, которые жгли его глаза, и смотрел на свои человечьи безволосые руки. Из-под ногтей сочилась кровь. Непривычная напряженность новых мышц пропала. Он языком пощупал человеческие зубы и ощутил вкус крови.

Совершилось.

– Ты, говнюк, - сказал Франко, но большая часть его злобы уже испарилась. Из него будто выпустили пар.
– Не мог такое сделать, да?
– Он приложил руку к своей процарапанной щеке и посмотрел на испачканную красным ладонь.
– Мне надо бы убить тебя, - сказал он.
– Ты поднял на меня руку. Мне надо бы разорвать тебя на куски, ты, говнюк.

Михаил попытался встать. Ноги у него ослабли и не подчинялись.

– Но ты даже не стоишь того, чтобы тебя убивать, - решил Франко.
– Ты еще слишком человек. Мне надо бы оставить тебя тут, ведь ты никогда не найдешь дорогу назад, верно?
– Он стер кровь с кровоточащих царапин и опять посмотрел на ладонь.
– Говно!
– сказал он со злобой.