И он отправился в гостиницу.

Клавдия встретила его без особого восторга.

– Ты чего это, Коля, ходить сюда повадился? – настороженно поинтересовалась она. – Мне Дуська сейчас звонила…

– Ну и что? – полюбопытствовал Каковенко.

– А ничего! Обещала лохмы выдрать. Так, зараза, и сказала. А еще сестра! Ты бы ушел отсюда… Ни к чему это… Кто старое помянет… – она закусила губу и отвернулась.

– Да вовсе не за тем, – обрадовал ее водопроводчик.

– А зачем?

– Так, в гости зашел.

– В гости?! Катись-ка ты, Колюнчик, к своей Дуське шепелявой!

– Ты это, Клавдия, брось! Чего хамишь?! При чем здесь Евдокия? Что же, я не могу свояченицу навестить?

– Хватит, нанавещался! Раньше надо было думать, – и Клавдия в сердцах швырнула на стол связку гостиничных ключей с массивными грушевидными набалдашниками.

– А как тут иностранцы поживают? – решил перевести на другие рельсы скользкий разговор Каковенко.

– А тебе какое дело?! – вовсе распалилась Клавдия. – Ты что, из госбезопасности? Этот придурок Мухоедов без конца интересуется, ты… Или, может быть, фарцовщиком заделался?

– Никем я не заделался! – миролюбиво возразил Каковенко. – Просто интересно…

– И мне интересно, чего ты тут все время шныряешь. Нету твоих иностранцев. Уехали на экскурсию!

– Давно?

– А иди-ка ты, Николай Яковлевич, домой к любезной моей сестрице Евдокии Кирилловне и передай ей от меня привет, вот этот!

Клавдия быстро оглянулась по сторонам, потом еще быстрее повернулась к бывалому мужчине спиной и, резко задрав юбку, выставила костлявый зад.

– Тьфу, дура! – плюнул водопроводчик и пулей выскочил из гостиницы. Стараясь не думать о проклятых бабах, он устремился назад в город. Он пошел домой и тупо смотрел телевизор, совершенно не видя, что происходит на экране. Потом он, послушный воле супруги, отправился в магазин за молоком и несколько раз отклонил предложение сообразить на «беленькую».

«На операцию нужно отправляться с ясной головой», – про себя решил он и мужественно вынес недоуменные и насмешливые взгляды приятелей.

Время словно стояло на месте. Бедняга совсем извелся и с горя решил лечь спать.

– Ты не заболел? – недоуменно спросила Евдокия. Ее супруг отродясь не спал днем! – Или, может, с Дуськой приустал? – вновь закипая, угрожающе прошипела она.

Но Каковенко ничего не ответил, а отвернулся к стене и затих. Сон, однако, не шел. Он ворочался с боку на бок, поминутно поглядывая на настенные часы и тупо таращась на неподвижные стрелки. Несколько раз он попытался представить: что же будет делать, захватив с поличным иностранцев и наших колдунов.

– Ничего, – успокаивал себя водопроводчик. – Главное – поймать их на месте преступления.

Но в чем заключается это самое преступление, он даже не размышлял. Наконец сон сморил неустрашимого, впрочем, не сон, а странная дрема, когда и спишь, и не спишь, а находишься в полузабытьи. Разные удивительные и нелепые картины проходили перед ним. То он оказывался в подземном ходу и блуждал по бесчисленным коридорам, то пребывал в постели с Клавдией, но она почему-то превращалась в облезлую черную кошку, то хозяин дома номер шесть ласково манил его костлявым пальцем…

Ровно в шесть вечера водопроводчик пробудился. Дневной сон и кошмарные сновидения сделали свое дело. Страшно болела голова, по ней точно кто-то стучал молотком. Каковенко сунул голову под струю холодной воды, стало полегче. Он принял две таблетки анальгина и задумался: «А не плюнуть ли на всю эту галиматью по примеру милиционеров?».

«Да ты что?! – одернул его внутренний голос. – Слабину даешь?!»

«Нет! Характер нужно выдерживать до конца», – решил Каковенко, кое-как перекусил и вышел на улицу.

Любимая супруга Евдокия сидела в окружении подруг и что-то горячо рассказывала. Увидев благоверного, она вскочила и ткнула в него пальцем. В этот момент и лицом и позой она как две капли воды походила на знаменитый плакат времен Гражданской войны, на котором красноармеец вопрошает: «А ты записался?»

Каковенко скрылся от указующего перста, поспешно поднявшись назад, в квартиру. Он с тоской посмотрел на циферблат часов. Не было еще и семи. Угнетенный водопроводчик бесцельно слонялся по квартире, пока ему не пришла в голову мысль об экипировке.

«Дело предстоит опасное, – прикидывал он, – поэтому неплохо бы вооружиться». Но с оружием в доме было туговато. Каковенко в сомнении перебирал кухонные ножи, на вид довольно страшные, на деле же весьма неудобные и стесняющие движения. Он достал из глубин буфета сечку, которой Евдокия рубила капусту. Увесистый снаряд радовал руку, но не пойдешь же, размахивая им, по городу. И сечка тоже была отвергнута. Так перебирал он различные предметы домашнего обихода, пока не вспомнил о ступке – наследие покойной тещи. Ступка была старинная, медная. Однако не она сама, а увесистый пестик и явился тем самым оружием, которое, по мысли Николая Яковлевича, было надежным и удобным одновременно. Он взял пестик, прикинул его на ладони и остался доволен.