Кудесник. Чародей. Слова Джека эхом отдавались в ее сознании, усыпляя ее бдительность, подобно наркотику, между тем как он забавлялся с нею, лишая ее последних остатков воли.

Она обратила к нему лицо так, что его тонкие шелковистые волосы упали на ее щеку.

— Прошу вас… Джек… — проговорила Энн, чуть дыша.

— Тише. — Его голос зазвучал резче. — Вы крали потому, что вас это возбуждало. Разве я не прав?

Его руки уже полностью властвовали над ее телом, доставляя безумное наслаждение.

— Да, — сорвалось с ее губ чуть слышное признание. Он остановился. Еще немного, и она совсем лишится рассудка.

— Умоляю…

Джек убрал руку. Всхлипнув, Энн круто обернулась и снова оказалась с ним лицом к лицу. Впервые за все время сладостной пытки она увидела его глаза всего в нескольких дюймах от себя. Они были полны отчаяния и горели неукротимым желанием.

— Лжете! — отрезал он гневно. — Вы крали в надежде на то, что рано или поздно вас поймают. Вы хотели быть наказанной!

Энн изумленно уставилась на него, пораженная глубоким страданием, прозвучавшим в его голосе.

— Как думаете, Энн, я буду для вас достаточной карой?

Она замотала головой так неистово, что волосы упали ей на лицо, накрыв собой его руки. Джек, схватив молодую женщину за плечи, заставил ее успокоиться.

— Что ж, мадам, — произнес он угрюмо, — сейчас мы это проверим.

— Вы никогда не были для меня наказанием, — промолвила она, и ему искренне хотелось ей верить.

— Вот как? — произнес он так, словно ее слова были ему совершенно безразличны и не означали для него радость или муку. — Что ж, возможно, вы посланы мне в наказание.

Энн молча смотрела на него. Будь они неладны, эти чудные глаза! Она выглядела растерянной и ничего не понимающей. Волосы темным облаком спускались ей на плечи, одна грудь выступала над тугим корсажем, длинные ноги, небрежно раскинутые, представляли собой поистине роскошное зрелище. Глядя в ее темно-синие глаза, Джек не мог не почувствовать ее растущего отчуждения. Сейчас она больше всего походила на пресыщенную любовью уличную девку, но, даже несмотря на это, вызывала в нем нежность. Дотронуться до нее означало для него то же самое, что прикоснуться к обнаженному нерву. И все же, Бог свидетель, он не бросит ее одну. И не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он готов любой ценой защитить ее от Джеймисона.

«Но кто защитит ее от тебя самого?»

Джек отверг эту мысль как нелепую. Энн незачем спасать от того, чего она сама желает. Чувственность, которую он в ней пробуждал, была для нее как наркотик для больного. Она таяла от одного его прикосновения, изгибалась всем телом в ответ на каждую его ласку, трепетала в предвкушении блаженства, в котором он ей так долго отказывал.

— Разве не этого вы так хотели? — спросил он, обогнув кресло и оказавшись с ней лицом к лицу.

Она беспомощно уставилась на него снизу вверх.

Он хотел, чтобы она его боялась.

Но больше всего он жаждал ее любви.

Энн подняла голову. Она все еще держала руки на подлокотниках кресла, как он ей и приказал. Дьявольщина! Это было нечто вроде детской книжки с перекидными картинками: воровка вдруг становилась Энн, Энн превращалась в воровку, и обе сливались в его сознании, так что он уже не мог определить, что было правдой, а что — плодом воображения.

— Что? — Она казалась совершенно сбитой с толку. Ее зрачки расширились, и она выглядела в этот миг трогательной и беззащитной.

— Существуют лишь мгновения, никак не связанные между собой, — ответил он невозмутимо. — Никаких последствий. Никакого чувства вины. Только голос плоти.

Он опустился рядом с нею на колени, чувствуя, как запах ее разгоряченного тела проникает ему в ноздри. Затем он закрыл глаза и глубоко вздохнул, приоткрыв губы лишь для того, чтобы насладиться ее пряным вкусом.

Боже праведный, он должен ею обладать. Он готов на все, лишь бы она принадлежала ему. Он избавит ее хотя бы ненадолго от терзавших ее демонов, предложив ей наслаждение, пусть даже ему придется сделать вид, будто он взял ее силой.

— Свобода не более чем иллюзия, Энн, — продолжал он. — Вы сможете отделить себя от своих поступков только в том случае, если кто-нибудь другой возьмет всю ответственность за них на себя.

Джек провел пальцами по ее щеке и шее. Ее била неукротимая дрожь. Даже самая искусная актриса не сумела бы на ее месте так ловко притворяться. Это было единственным преимуществом Джека в неравной, по сути, борьбе.

— Я готов отвечать за все, — произнес он, молча откинув юбки с ее безвольно раскинутых ног. — Я возьму вину на себя. Но это означает, что решающее слово за мной.