Он покачал головой:

– Будь хоть раз честна.

Она глянула доверчиво и усмехнулась презрительно:

– Потому что твои телохранители хотят знать, где ты спишь, с кем спишь, или я должна сказать «без кого»? И теперь они считают, что самое время тебе развлечься. Хочешь ли ты, чтобы они узнали правду? Мальчики засмеют тебя.

– А может, и тебя? Она улыбнулась:

– Не думаю.

Он тоже так не думал. Внезапно его руки затряслись, но в какой степени от ярости, а в какой – от возбуждения, он не знал.

– Какова цена, миледи? Сколько стоит поцелуй? Или больше чем поцелуй?

– Ты знаешь свое обещание, Шонсу. Она уже ссылалась на него раньше, но всегда отказывалась объяснять.

– Я не помню обещаний.

Глаза вспыхнули, но прежде чем она успела заговорить, он сказал:

– Прошу тебя, будь честной! Ты отличный знаток людей, Доа. Разве ты не видишь, что я другой Шонсу?

Она глядела на него в яростном молчании.

– Ты знаешь! А я не знаю, что тебе обещал тот Шонсу, так что просвети меня. Она неохотно ответила:

– Сделать меня королевой.

– Что?

– Королевой, Шонсу! Королевой Вула! Ты поклялся на мече! Это твое обещание, и я полагаю, ты его выполнишь.

Уолли снова сел в свое кресло. Королева Вула? Может быть, именно поэтому Шонсу пошел на Вул? Не мстить за погибших воинов, но для того, чтобы добиться постели этой женщины? Сорок девять смертей!

– Вул – дальняя цель, миледи. Как насчет небольшого королевства для начала? Тау, скажем? Она улыбнулась своей кошачьей улыбкой.

– Это можно обсудить, на первых порах… – Потом она увидела, что он шутит, и разозлилась.

– Но, думаю, я обошлась бы меньшим подарком, удовлетворившим бы меня на время. Он уже осыпал ее подарками.

– Ты и так владеешь половиной самоцветов Касра. Чего тебе еще?

– Рабыню.

– Какую рабыню?

Она подошла к окну и отдернула занавеси.

– Все знают, что Лорд Шонсу владеет прекраснейшей наложницей в городе. Я видела ее мельком на корабле.

Он подскочил.

– Никогда! Ты ее изуродуешь!

– Немножко, может быть. Доа подошла к двери.

– Но я хочу ее. И побыстрее!

Она помолчала, как будто стараясь скрыть нерешительность. Никогда она не была так близка к потере самоуверенности.

– Я должна уйти и заняться некоторыми новыми песнями. Они подумают, что сегодня ты справился невероятно быстро, милорд.

И она вышла.

Уолли остался сидеть, глядя на закрытую дверь. Королева Вула? Она, конечно, могла и лгать… Впрочем, какие бы цели ни преследовал Шонсу, идя на Вул, он должен был собираться стать его королем. Что же еще он мог бы делать с побежденным колдовским городом? Так что он вполне мог предложить Доа место на своем будущем троне.

Обещание как таковое не могло, однако, иметь большого значения. Новые песни, сказала она, – это угроза. Уолли попал в ту же западню, что и Шонсу. Одно было теперь ясно: Шонсу не был с Доа. Она несомненно получала огромное извращенное удовольствие, балансируя на краю насилия, постоянно побуждая к нему. Но любой мужчина, добившийся силой ее близости, рисковал обессмертить свое имя в едких, сатирических песнях. Репутация его была бы навек погублена, он выставил бы себя на посмешище. Но он не мог отказаться от нее, рискуя тем же. Отдать ей Джию? Немыслимо. Может, Доа удовлетворится королевским троном в Тау?

А сегодня обед у каменщиков.., как всегда, дела. Да, вернемся к делам. Отбросив мысли о Доа на дно души, он встал, подошел к двери и открыл ее.

Снаружи стоял громкий хохот. Ннанджи, сидя на краю стола Линумино, повторял слова герольда. Увидев Уолли, он встал и салютовал, не теряя улыбки.

– Запоротый насмерть победителем? Наш сеньор знает, чем заинтересовать людей, разве не так, Лорд Адъютант?

Он пошел за Уолли в комнату, задержавшись на минуту, посмотреть в зеркало на подживающие метки на лбу.

Сейчас, когда Хонакура объяснил ему настоящее пророчество, Уолли с трудом переносил присутствие Ннанджи.

Внешне тот по-прежнему оставался говорливым, симпатичным юнцом, честным настолько же, насколько его брат плутоватым, ни в чем не виновным. Кроме того, как уже знал Уолли, он был абсолютно безжалостным убийцей. Если учесть историю Икондорины и его брата, вставшую между ними, комбинация получалась зловещей.

Закрыв дверь, Уолли показал на синяки и ссадины на ребрах Ннанджи:

– Как может Седьмой оказаться таким избитым?